Черные береты

– Да-а, слушаю, – опять отозвалась, напомнила о себе девица.

– Извините, мне бы Тенгиза, – не стал изменять голос Андрей. В ситуацию надо внедряться, и чем решительнее, тем меньше времени останется на подготовку у той, другой стороны. – Кажется, это я с вами вчера разговаривал?

– Да-да, здравствуйте, – заторопилась залюбезничать Эллочка. Не надо спешить выражать восторги, девочка. Еще неизвестно, что на вашем крючке. – Вы знаете, а они… – она непроизвольно сделала секундную паузу, видимо, оглядываясь как раз на «них», – они ушли в гараж. Знаете, где новые гаражи вдоль железной дороги? Если считать от станции, то двенадцатый. Алло, вы слышите?

Он слышит. И прекрасно ее понимает.

– Да, конечно. А я застану их там? – «заглатывал» все глубже крючок Тарасевич.

– Конечно, – опять не смогла скрыть ноток удовлетворения собеседница. – Они привезли из Москвы новую резину, собираются менять скаты. Завтра утром собираются куда-то уезжать, чуть ли не на всю неделю. Так что если хотите увидеть… – подбивала она Тарасевича на решительные действия.

Так и сделаем.

Бегом, через оградки и песочницы, кусты и разрытую теплотрассу – к улице. Такси, частник – стой. Стой кто угодно, хоть самосвал. Четвертной – к вокзалу. За скорость – еще столько же: невеста уезжает, Данилыч с Тенгизом сейчас тоже рвут к гаражам. Тот, кто прибудет первым, станет охотником. Гаражи – это блеск, это уже твердый почерк в работе. Молодец, Данилыч: вдали от домов, рядом лесок, а главное – железная дорога. В случае чего – выпал человек из поезда или бросился сам под колеса от несчастной любви. Ах, Данилыч, умница. Только вот все будет наоборот.

– Туда, поближе к гаражам, – попросил Андрей.

Частник подозрительно глянул на возбужденного пассажира, глухой закуток и тормознул на привокзальной площади:

– Договаривались к вокзалу.

Деньги уже в руке, спорить некогда. По грязи, склизи, зловонию пристанционных посадок – к гаражам. Возникшие стихийно, самостроем, сотворенные из кирпича, плит, листов железа, каких-то полувагончиков, разномастные и разнокалиберные, они мертвой хваткой осели между железнодорожным полотном и лесопосадкой. Главное – выбрать место. Двенадцатый гараж. Скорее всего число названо от балды, чтобы заманить его поглубже и иметь время осмотреть и проверить его, кто такой. Очень хороша для такого наблюдения крыша первого гаража, вся дорога с нее – как на ладони. Хотя какая ладонь – темнеет на глазах, новая власть даже декретное время отменила, действовавшее со времен революции, и тем самым выбросив целый световой час: лишь бы ничего не напоминало о советской власти8. Но крыша наверняка приманка Данилыча, поэтому… поэтому…

То ли уже померещилось, то ли в самом деле обостренный слух уловил скрип тормозов у станции. Затем среди голых деревьев засемафорил свет подфарников. Времени на раздумья больше не оставалось, и Андрей, подпрыгнув, оказался на крыше второго гаража. Залег за ветки кустарника, неизвестно как сохранившегося в бардаке самостроя и дотянувшегося верхушкой до крыши.

На дороге показался «жигуль». Перед строениями затормозил, из него выскочило сразу трое человек, еще один остался в кабине. Ничего себе поворот! Четверо – это не двое, молодцы, ребята, соображают и собираются быстро.

– Тенгиз, на крышу, – скомандовал крепыш с короткой прической. Это не Данилыч, значит, Данилыч сам пешка.

Над крышей показался обрез, затем перевалилась тучная фигура. Андрей сжался, перестал дышать.

– Смотри в оба, – предупредили Тенгиза снизу. – Я понимаю, что Кавказ, в отличие от Востока, дело грубое, но если это Тарасевич – стреляй в упор и без всяких предупреждений. Это не жену его драть, понял? Степа, рысью – на тот край, – отослал крепыш еще одного сообщника. – Так, а ты, Данилыч, дуй к своему гаражу. И не ссы, я тебя прикрываю.

Машина сделала еще один рывок, и под ее шум Андрей перевел дыхание. Вот и сошлись. Ну что же, здравствуй, Тенгизик. Кавказ, говоришь, дело грубое? А ласки и не жди. Полежи пока, понервничай. И мы заодно успокоимся. Четверо – это не смертельно, это ерунда, когда все в разных местах да еще в темноте. Значит, на охоту вышли, пострелять? Что же тогда медленно ехали? Машину берегли? А Тенгиз, значит, точно был, когда они над Зитой измывались. Был. Полежи, полежи, уж ты-то не уйдешь теперь в любом случае.

Стало прохладно лбу. Значит, все же выступил пот. От напряжения? Волнения? Ладно, разберемся потом, главное, что остывает. Хорошо, значит, успокаиваемся. Успокаиваемся. Успокаиваемся…

Приподнял голову повыше: Тенгиз лежал на самом краю крыши, направив обрез в сторону дороги. Жди-жди, ждать хорошо, когда есть кого.

Перед лицом оказались обломки кирпичей. Может, тогда не стоит доставать нож, а выбрать обломочек покрупнее и им прихлопнуть эту мразь? Да-да, не человека, а мразь, которая лежит в пяти метрах с обрезом наизготовку. Но – убить… Нет, к черту философию, надо помнить, на кого направлен обрез и что они сделали с Зитой. Приговор подписан. Только и в самом деле лучше кирпичом…