Черные береты

— А ты думаешь, латыши только сейчас задумали пересажать нас по тюрьмам? Как бы не так. Еще когда служил в Латвии, мы знали, что против ОМОНа разработана операция «Березовая роща». Цель — переломать нас по одному, как деревья. Подставить, оклеветать, спровоцировать. Одним словом — вырубить.

— Ну, вот видишь, сам все прекрасно понимаешь. Поэтому не дури и пережди хотя бы первое время. Потом решим, что делать. Держи пакет, здесь бутерброды, а это — отпускной и билет до Москвы, — Щеглов вытащил из кармана документы. Тарасевич, не глядя, отвел руку замполита.

— Нет, Сергей. Пусть против меня будет хоть весь мир, а не только Латвия, Россия и банда — я не тронусь с этого места.

— Ты слишком заметная фигура в городе. Тебе не скрыться. Уезжай, Андрей. Пересиди где‑нибудь.

— Я вот о чем подумал, — не слушая заместителя, ответил Тарасевич. — Я боюсь, что наше российское руководство возьмет пример с прибалтов и начнет из-за одного меня вешать собак на весь отряд. Держи, — он протянул Щеглову свое удостоверение. — Не доставим им такой радости. Я больше не командир. Я ухожу из органов, которые предают и продают своих офицеров. Я теперь — никто. И поэтому приговариваю убийц Зиты к смерти. Суда не будет, потому что суду прикажут их оправдать. Из-за меня. А теперь оставь меня одного.

— Андрей!

— Все! — губы Андрея запрыгали от сдерживаемого плача. Замполит уловил душевное состояние командира, подался к нему успокоить. Однако старший лейтенант отстранился: — Все. Спасибо за службу и дружбу. Дальше я один.

— Не уеду.

— Не глупи. Сохрани отряд. Это последнее, что у меня осталось на этой земле. А так — ни родителей, ни жены, ни родины, ни Отечества. Волк. Черный волк. А волку легче живется одному.

Развернулся и, не оглядываясь, пошел в лес. Просто в лес. Куда подальше. Волку и в самом деле в лесу надежнее.

2

Давно не испытывал Илья Юрьевич Карповский такого удовлетворения, как при появлении латышской полиции. Все-таки бог шельму метит, такие люди, как Тарасевич, просто не могут быть чистенькими — слишком большое самомнение вместе с оружием под рукой и огромными правами. Такие обязаны стать убийцами. Каждый должен получить свое, и если командир ОМОНа заслужил смотреть на мир сквозь решетку — нельзя мешать этому счастью. Год назад еще они сажали неугодных, теперь испытайте, господа патриоты, тюремные прелести сами. Демократия не мстит, она просто позволяет торжествовать истине.

И события в Москве это подтвердили. Народ восстал, защитил Белый дом и демократию, не позволил пройти красно-коричневой чуме. Страшно представить, что было бы, случись по-иному. Не хотел вспоминать, вычеркивал из памяти Илья Юрьевич первый день путча. Когда все уже знали о перевороте, в его кабинет без стука вошел первый секретарь горкома партии. Кивнул, здороваясь, деловито оглядел кабинет, замурованную нишу, картину с цветами и молча вышел. Это, как понял тогда Карповский, означало конец. Он бросился к нише, с ненавистью посмотрел на цветы. Неужели жена была права, когда просила поосторожничать?

— Валентина Ивановна, — вызвал он секретаршу.

Та, нервно теребя наброшенный на плечи платок, стараясь не поднимать взгляда, остановилась у двери. Это тоже не прошло незамеченным, ведь уже несколько дней она подходила к самому столу. Значит, жалеет, что не ушла с прежним начальством? Упустила, не просчитала момента? Не на того поставила?

Но выхода не было ни у нее, ни у него, и он попросил:

— Тут у меня строители недавно работали, узнайте, пожалуйста, кто они и откуда.

Если не удастся достать бюст Ленина и красные знамена, то надо хотя бы как-то заставить замолчать строителей. Премиями, квартирами, но — молчать…

Но пришло оно, двадцать первое августа. Полная победа в Москве. О, блаженный миг счастья. Мстя за свой прежний страх, в клочья разорвав уже подготовленные ордера на квартиры, поднялся на третий этаж и ногой открыл дверь в кабинет партийного босса. Точно так же, как три дня назад тот, оглядел кабинет и молча вышел. И с Валентиной Ивановной вскорости все образовалось — подбежала к самому столу и, повторяя секретарш в дешевых фильмах, перевалилась, словно имела груди, а на самом деле пустое декольте, сообщила:

— К вам из Риги.

Нет, выгонять он ее не станет. Она — истинная секретутка. Она служит своему месту, а значит, тому, кто сегодня начальник. Единственное — это не давать ей забыть, чтобы она отслуживала свое прошлое. Предатель служит преданнее, ему некуда отступать.

А вот что не взяли Тарасевича — это плохо. Жаль. Тот как раз служит идее, а такие не должны больше возникать на горизонте…

— Илья Юрьевич, принесла, — в дверь бочком, оберегая сверток, вошла Валентина Ивановна. — Цветной. Симпатичный. Только привезли.

Она уложила сверток на стол заседаний, развязала бантик на шпагате и развернула хрустящую обертку. Подошедшему Илье Юрьевичу ободряюще улыбнулся из-за стекла портретный Ельцин.