Один за другим вступали другие голоса, переплетаясь и сливаясь в какой-то дикий хор. Из неприспособленных для речи. гортаней раздавались странные, зловещие звуки. Все голоса звучали вразнобой. Разрозненные, не сочетающиеся друг с другом ноты сливались вместе, перебивая друг друга. И по мере того как каждый звук касался шара, огонь в нем разгорался все ярче и ярче, набирая силу и постепенно приобретая все более насыщенный красный цвет. А высоко над всеми голосами лилось пронзительное, режущее ухо пение флейты Джаризмы. Вот Джаризма подняла руки выше — и в ответ звучание этого дикого хора стало еще визгливее. Она опустила руки — и пронзительные голоса зазвучали ниже, в другой тональности. У Джирел было такое ощущение, будто она видела, как звуки от каждого поющего устремляются к огромному шару, такому огромному, что все собравшиеся по сравнению с ним казались совсем крохотными. Хотя в их пении не было никакой мелодии, некий общий замысел ощущался, столь же странный и столь же очевидный, как и симметрия в размещении гостей. Джаризма поднимала руки — и голоса становились высокими и резкими, а пламя вспыхивало ярким красным цветом; опускала — и голоса становились низкими, а пламя бледнело.
Трижды величественная волшебница, облаченная в сиреневую тунику, поднимала и опускала руки, и трижды живое пламя наполнялось цветом, а потом бледнело. Затем пение Джаризмы переросло в торжествующий вопль, она закружилась, расставив руки, и наконец повернулась лицом к толпе. Мгновенно все голоса стихли и наступила тишина. Перед собравшимися стояла уже не жрица, а богиня. Она застыла на месте, ее ликующее лицо сияло, а глаза сверкали ярким пламенем. И тут все согнулись перед ней в поклоне, как пшеница склоняется под ветром. Все эти странные существа, бесформенные монстры, безлицые, безглазые, невиданные твари из неведомых миров покорно распростерлись на полу, покорившись блеску глаз Джаризмы. Несколько мгновений в зале стояла полная тишина. Затем волшебница опустила руки.
Гости поднялись — будто волна пробежала по залу. Огромный шар за спиной Джаризмы вновь побледнел, налившись живым, спокойным пламенем светло-золотистого оттенка. Он парил над ними, он парил, казалось, над всем миром, необъятный, зловещий, живой. Вдруг Джаризма заговорила, нарушив напряженную тишину. Она говорила на родном языке Джирел, но воздух сотрясался звуками, предназначенными не для ушей, а для восприятия какими-то другими органами. Каждое слово, срывавшееся с губ Джаризмы, вызывало новую волну в сгустившемся воздухе. Собравшиеся слегка покачивались, улавливая сигналы, как луговая трава качается под горячими волнами раскаленного воздуха.
— Приветствую вас, Поклоняющиеся Свету,— благозвучно воззвала Джаризма,— из дальних стран пришедшие узреть Пламя! Мы, его служители, призвали вас поклониться ему. Но перед тем как вы отправитесь в обратный путь, мы приглашаем вас на церемонию, которая, думаем, всех вас развлечет — ибо мы считаем ее самой незамысловатой и самой изощренной, самой ужасной из всех кар, какие только существуют для человека. Мы вернем в прошлое физическую и духовную сущность этой женщины таким образом, что тело ее застынет в неподвижности, а душа будет вечно смотреть назад, в собственное прошлое. Те из вас, кто сам является человеком или знаком с миром людей, могут догадаться, какая это смертная мука. Ведь жизнь человека так устроена, что воспоминания о ней причиняют невыносимую боль, снести которую не по силам никому. Оказаться в плену вечных воспоминаний, бесконечно переживая тщетность и боль собственной жизни и те страдания, которые ты случайно или намеренно причинил другим, а кроме того, и все неисчислимые последствия собственных деяний,— это для человека и есть самая страшная кара.
Голос Джаризмы стих, и в зале наступила полная тишина. И тут Жирод, лицо которого перекосилось от терзавшего его страха, положил руку на плечо волшебницы.
— Не забудь сказать,— тихо проговорил он,— что того, кто посмеет изменить предназначенную ему судьбу, ожидает еще более страшная участь, чем...
Джаризма раздраженно сбросила его руку и обернулась к Джирел.
— Знай же, дитя человеческого племени,— заговорила она неестественно напряженным голосом,— в Книге Будущего написано, что волшебница Джаризма умрет от руки человека, который трижды ее ослушается, и человеком этим будет женщина. Дважды я проявила слабость и прощала тебя. Дважды — сначала в лесу и потом на крыше башни. Ты, жалкое существо, посмела мне не повиноваться, а я не подняла на тебя руку, испугавшись пророчества. Но третьего раза не будет. Даже если тебе и предназначено погубить меня, ты этого не сделаешь. Своим волшебством я изменю предначертание судьбы прямо сейчас, смотрите же!