Черные боги, красные сны (Сборник)

Евнух открыл тяжелую бронзовую дверь и повел Смита по длинному, чуть изогнутому вправо коридору. Стены коридора являли собой прекрасный образчик парадоксального перехода сложности в простоту — их широкие деревянные -панели были сплошь покрыты резьбой, такой мелкой и изощренной, что на первый взгляд казались гладкими.

Сапоги Смита утопали в мягком ковре. Он бесшумно проходил мимо освещенных дверей, из-за которых доносились приглушенные голоса, привычно опуская руку на скрытый под мантией бластер. Но тревога неизменно оказывалась ложной, двери не открывались, можно было облегченно вздохнуть и расслабиться. Пока все шло на удивление гладко. Почему? Либо легенды сильно преувеличивают неприступность цитадели Минга, либо — и это было бы гораздо хуже — Алендар намеренно пропустил его в свои владения. С какой стати? Зачем? Миновав ажурную дверь — господи, неужели это и правда кованое серебро? Или просто посеребренная бронза? — они попали в другой коридор, такой же безлюдный, такой же роскошный, но на этот раз прямой и плавно поднимающийся вверх. Коридор упирался в бронзовую, тускло поблескивающую лестницу. Следующий коридор был освещен розовыми светильниками, подвешенными к сводчатому потолку. Затем — ажурная винтовая лестница, не бронзовая, а снова вроде бы серебряная, ведущая не вверх, а вниз.

За все это время они не встретили ни души. Из-за дверей доносились невнятные голоса, обрывки музыки и смеха, а коридоры так и оставались загадочно пустынными. Невероятная удача? Или этот маршрут расчищен по высочайшему повелению? У Смита возникло неприятное чувство, будто кто-то смотрит ему в спину. Они проходили мимо приоткрытых дверей, пересекали темные боковые коридоры, и чуть ли не каждый раз по его телу пробегали мурашки от чьей-то близости — враждебной, затаившейся, бдительно наблюдающей.

Они шли по коридорам, прямым и изогнутым, поднимались и опускались по лестницам, обычным и винтовым, и через полчаса даже обостренные чувства Смита стали отказывать, он не понимал уже, в какую сторону идет, не мог с уверенностью сказать, на какой высоте находится этот коридор, выше уровня земли или ниже; проходя мимо темных приоткрытых дверей, он все чаще ловил себя на почти непреодолимом желании оглянуться. В воздухе висела смутная угроза, в памяти непрошено всплывали суеверные легенды о страшных тайнах Минга, о его безымянных кошмарах.

Пальцы Смита судорожно стискивали рукоятку бластера, нервы напряглись, как стальная проволока. Слишком уж все это просто. Крепость Минга, эталон неприступности, неусыпно охраняемая силами, превосходящими человеческое разумение,— и вот какой-то космический бродяга проник в самое ее сердце, ничем не прикрытый, кроме бархатного плащика, ничем не вооруженный, кроме пистолетика на боку. Маскировка... а что я на голову выше любого венерика — этого разве не заметно? И ведь хоть бы кто встретился, хоть бы кто спросил, с какой такой стати эта жердь забрела во внутренние покои их девственно непорочной Минги? Ни рабов, ни охранников, ни еще кого, гуляй — не хочу, прямо как по заказу.

Как бы там ни было, пока все шло без сучка без задоринки — за исключением, может быть, одного момента. Когда Смит проходил мимо очередного входа в темный боковой коридор, оттуда донесся странный шелест, словно по каменным плитам волокли что-то тяжелое и скользкое; шедший впереди евнух вздрогнул, оглянулся, заметно ускорил шаги и успокоился только через несколько минут, когда источник загадочного звука остался далеко позади.

В конце концов после бесконечного петляния по безлюдным, полутемным коридорам, в которых из-за притворенных дверей доносились невнятные звуки, а во тьме таилась неведомая опасность, они достигли небольшого зала со сводчатым потолком и стенами, отделанными резным перламутром; по левой стене зала тянулся ряд низких, чеканного серебра дверей. И тут случилось то, чего Смит давно ожидал: одна из дверей начала открываться.

Смит мгновенно выхватил бластер и чуть сквозь землю не провалился от смущения, когда на пороге показалась худенькая рабыня в длинном белом платье; заметив высокую фигуру в пурпурной мантии, она слабо вскрикнула и рухнула на колени. Смит запоздало сообразил, что ему — впервые в жизни! — выражают высшую вассальную почтительность, как положено у венериан. Дрожащая от страха девушка уткнулась лицом в ковер и замерла.

Смит вернул бластер в кобуру — еще слава богу, что широкая мантия скрыла эти нервозные манипуляции с оружием от евнуха и девушки,— и немного постоял над распростертой, жалко дрожащей фигурой. Евнух оглянулся и отчаянно махнул рукой, по его лицу катились крупные капли пота, широко распахнутые глаза метались, как загнанные в угол зверьки. Заметив эти признаки панического ужаса, Смит приободрился и даже повеселел. Страх, что тебя застукают на месте преступления, легко объясним и понятен, а с понятными опасностями можно бороться. Гораздо хуже, когда в спину тебе смотрят неведомо чьи глаза, когда в темных коридорах ползает какая-то мерзость... И все-таки все это слишком уж просто...