Черные дни в Авиньоне

— Если Климент останется в городе, Чума убьет его, как и остальных, — возня с массивной статуей неожиданно успокоила демона. Он отряхнул пыль с любимого зеленого упелянда и уже безо всякой злобы спросил: — Тебе не жаль его?

Азирафель собрался ответить, но тут мимо них опять проскользнул слуга, и на этот раз он не шел, а бежал.

— Мне жаль его, жаль Вильгельма, жаль всех в этом городе, — вздохнул Азирафель, проводив его взглядом. — Если бы я мог... Но я не могу. А он — ангел кивнул на дверь, за которой остался понтифик, — он, прежде чем умрет, своей властью сможет спасти многих если не от болезни, то хотя бы от голода и погромов. Неужели ты забыл, что творилось во время Юстиниановой чумы?

— Хотел бы забыть... Слушай, а если он все-таки передумает и уедет?

— Кхм, господа, вы позволите пройти? Добрый день, господин Вайскопф.

— Добрый день, мэтр Шолиак.

Мимо них протиснулся немолодой мужчина в скромной котте до лодыжек, с темными вьющимися волосами и короткой курчавой бородкой. Подойдя к двери, ведущей в зал приемов, он решительно толкнул ее и вошел.

— Климент продолжает собирать мнения, — вполголоса заметил ангел.

— Это еще кто? — поинтересовался демон.

— Ги де Шолиак, личный врач папы. Светлая голова, золотые руки, душа бродяги — словом, он из тех, кто грешит исключительно из научного любопытства и редко умирает в своей постели. Его слово в ушах Климента способно перевесить и твое, и мое.

***

Ему довелось жить в эпоху, когда медицина черпала идеи из метафизики и астрологии, болезни тела лечились, главным образом, молитвой, кровопусканием и клизмой (последовательность процедур иногда менялась), а врачи, окончившие университеты в европейских столицах, полагали ниже своего достоинства браться за ланцет или нож: хирургия была уделом цирюльников. Считалось, что все, что может быть сказано о здоровье, уже сказала триада великих: Гиппократ, Гален и Авиценна. Искать какую-то новую истину означало прослыть самонадеянным выскочкой.

Ги де Шолиак бесконечно чтил труды знаменитых медиков прошлого. И все-таки посмел идти дальше.

Кроме трех крупнейших университетов того времени за его плечами было тридцать с лишним лет практики, когда он брался за лечение всего: от желудочных колик и переломов ног до зубной боли и катаракты. И никогда не брезговал кровавой работой цирюльников, став одним из первых европейских хирургов и заработав себе громкую и добрую славу почти чудотворца. Бродячая жизнь врача долго носила его по свету, пока не вынесла на одну из заметных вершин, сделав лейб-медиком римских пап в Авиньоне. И папа Климент, пригласивший Шолиака на эту должность, не раз похвалил себя за такой выбор: талантливый и знающий врач излечил его от головной боли и укрепил здоровье кардинала Гуго Роже — родного брата Климента.

Явившийся на вызов лейб-медик наметанным глазом отметил, что высокодуховный пациент сегодня бледнее обычного, но не торопился с вопросами. Почтительно поклонившись, он молча ждал изложения причины, по которой понадобились его услуги.

Климент пересказал ему единодушное решение городского врачебного сообщества.

— А что скажете вы, мэтр Шолиак?

— Оставить пределы города — в высшей степени разумный и дельный совет, ваше святейшество.

— А вы сами готовы последовать ему?

— Желание жить, свойственное любому божьему созданию, призывает меня к бегству, долг велит остаться, а разум советует подчиниться ему.

— Достойный и остроумный ответ. Вот только поможет ли он, когда чума покажет всю свою силу... — Климент в задумчивости подошел к одному из окон и остановился, глядя вниз, на полускрытую туманом площадь. — Вы заметили, что многолюдный и шумный Авиньон пустеет? Многие покинули его, не дожидаясь совета врачей. Что ж, никто не сочтет позором отступление перед лицом многочисленного и сильного врага. Но когда Господь насылает на нас испытания, он же в бесконечной милости своей дает силы и средства для их преодоления. Вот поэтому я хочу спросить у вас, мэтр, и ожидаю честного ответа: вы знаете, как справиться с «черной смертью»? Чем можно одолеть болезнь?

— Если подходящее средство и существует, мне оно неизвестно. Надеюсь, <i>пока</i> неизвестно, — быстро поправился Шолиак. — Тем не менее можно кое-что предпринять, чтобы не заразиться. Дворец достаточно просторен, ваше святейшество. Затворитесь в одном из покоев, оставьте только необходимых слуг. Чума любит путешествия и общество — лишите ее этих удовольствий. Настоятельно прошу вас распорядиться, чтобы все в городе последовали вашему примеру. Всеобщее затворничество не изгонит болезнь, но затруднит и замедлит ее распространение.

Несмотря на почтительные обороты, это было высказано тоном скорее приказа, чем просьбы. В ином месте и с иным властителем Шолиак рисковал бы получить резкую отповедь за попытку диктовать условия, но Авиньон был городом, где просвещенное слово имело вес, а знания давали их обладателям право на известную дерзость. Поэтому Климент с самым внимательным и серьезным видом выслушал этот совет и ответил, что непременно позаботится об этом.