Черные дрозды

…Мириам делает шаг в сторону, втыкает баллончик ему в рот и наполняет его перцем. Проходит всего две секунды, прежде чем он падает навзничь на холодный бетонный пол. Лицо байкера красное, глаза похожи на волдыри, сопли и пот выходят ровным потоком.

Мириам вздергивает Эшли вверх.

— Надо бежать, — говорит она.

Жирный Чувак царапает глаза сломанной рукой.

Эшли подбирает обломок кия и бьет им Жирного Чувака по голове. Мириам его одергивает.

— Я сказала, бежим!

Эшли хохоча удирает.

По пути Мириам бросает за барную стойку, где прячется бледнолицый, двадцатку. Плечи девушки врезаются в дверь, широко её распахивая. Снаружи запахом асфальта и пролитого пива по телу бьет воздух. У Мириам начинает кружиться голова. Она едва не спотыкается на стоянке. Фонари, проливающие свой желтый свет, расплываются. Голову наполняет удаленный гул автомобилей, едущих по шоссе. Мириам чувствует себя потерянной. Куда идти? Куда бежать?

Рука Эшли опускается Мириам на поясницу.

— Сюда, — говорит он.

Мириам идет следом. Эшли роется в кармане в поисках ключей и, прежде чем Мириам замечает, он дергает водительскую дверь белого Форда Мустанг, выпущенного в конце восьмидесятых.

— Залезай! — кричит он.

Как и тот таракан в комнате Дель Амико, она делает то, что велено.

Салон автомобиля темный, весь заваленный, грязный. В некоторых местах винил разорван. Кофейные стаканчики и пластиковые бутылки из-под содовой кучкой лежат на коврике у ног. Пара игральных карт, свисающих с зеркала заднего вида, уже давно не освежает воздух от сигарет и пота.

Эшли вставляет ключ в замок зажигания, но двигатель не заводится. Он крутится снова и снова — тра-тра-тра-тра, словно заикающийся астматик, — но не заводится.

— Какого хрена? — вопрошает Мириам. — Давай же!

— Да знаю я, — лает в ответ Эшли. Его ступня давит на педаль газа.

Тра-тра-тра-трррр-тра-та-та.

Двери бара, расположенные в сотне, а может, и меньше шагов, распахиваются.

Появляется Жирный Чувак. Даже в неверном свете парковочных фонарей Мириам видит белое кольцо ярости, обрисованное вокруг рта, из ноздрей и уголков глаз, словно у разъяренного быка, свисает слизь.

В его руке Мириам видит дробовик. Она понятия не имеет где он его взял (за стойкой?), но это и не имеет знания, потому что он существует наяву и он в руках разозленного байкера.

— Поехали, поехали, поехали! — кричит девушка. — Дробовик!

Автомобиль слышит панику в её крике и оживает. Двигатель чихает и кашляет, но не глохнет, самое время. Эшли дает задний ход и разворачивается… к сожалению, слишком близко от разозленной горы с готовым к стрельбе дробовиком.

Раздается выстрел.

Заднее окно рассыпается по сидению. Слышится звон и дребезжание разбитого стекла.

Мустанг, подобно коню, в честь которого назван, ревет, когда Эшли топит педаль в пол. Машина оставляет за собой облако камней и выхлопных газов. Она скачет вперед так, словно кто-то пытается воткнуть ей хлыст в задницу. Раздается еще один выстрел и Мириам слышит, как дробь пробивает заднюю часть автомобиля, но для Жирного Чувака всё уже слишком поздно.

Визжа покрышками, машина вылетает с парковки. Эшли хохочет.

Глава седьмая

Оргазм

Ночь.

На извилистой проселочной дороге стоит небольшой дом. Глициния — по-своему красивое растение, но признанное в Северной Каролине сорняком — закрывает половину дома, связывая её толстыми лианами, словно пальцами, и фиолетовыми цветами, подобно гроздьям светлого винограда.

Где-то лает собака. Скрипят сверчки.

Небо черное, с мириадами звезд.

На подъездной дорожке стоит Мустанг, заднее стекло у которого отсутствует, а на багажнике виднеется россыпь маленьких отверстий.

Внутри дома кромешная тьма. Всё совершенно неподвижно. Предметы и тени органично сливаются в тихую неподвижность.

А потом: звук.

Снаружи у входной дверь слышится звон ключей. Потом кто-то их роняет. Кто-то хихикает, и кто-то говорит: «Дерьмо». Ключи подняты и вставлены в замок. Очередное хихиканье. Снова1йцуто19 возня.

Дверь распахивается, едва не слетая с петель. Тени двух человек то приближаются, то отдаляются, то снова приближаются. Между ними сумасшедшее притяжение, они сминают друг друга. Два тела врезаются, становятся суперновой звездой; находят точку опоры, далее следует пируэт, потом бедра бьются о стол, на пол опрокидывается стопка писем, туда же в скором времени отправляется и картинка, упавшая со стены. Звенит разбившееся стекло.

В поисках выключателя ладонь бьет по стене.

Щелк.

— Черт, — говорит Мириам, — так ярко.

— Заткнись, — говорит Эшли и прижимает её к бледной микрофибре дивана; его руки у Мириам на бедрах, держат её твердо.

Он приближается лицом к её лицу. Губы встречаются с губами, зубы с зубами, язык…

Эшли сидит в инвалидном кресле, он старый, его безволосый скальп — шахматная доска из пигментных пятен и разного рода других отметин. Немощные руки спокойно лежат на коленях поверх одеяла и…

…с языком. Мириам прикусывает его нижнюю губу, Эшли кусает в ответ. Она вскидывает ноги, охватывает ими костлявые бедра и крепко сжимает, а потом резко переворачивает Эшли так, что он оказывается на спине.