Черные дыры российской истории

А вот Екатерина гвардейские настроения отслеживала весьма основательно и пристально. Стоит ли после этого удивляться, что гвардия единодушно ей присягнула в обход законного государя? Особенно если иметь в виду, что она клятвенно пообещала вернуть в полном объеме все прежние гвардейские вольности. Короче говоря, переворот состоялся. Бывшего императора спровадили в загородную усадьбу в Ропше, подаренную ему императрицей Елизаветой, а Екатерина на другой день торжественно вступила в Петербург. Правда, в Ропше Петр Федорович оставался недолго. Дом был окружен гвардейским караулом, а узника развлекал приставленный к нему Алексей Орлов. Рассказывают, что он был весьма ласков с отставным императором, играл с ним в карты и даже ссужал его деньгами. Сегодня вряд ли возможно установить, из-за чего поругались партнеры. Вечером 6-го июля, после обнародования манифеста, оправдывающего захват власти и подтверждающего права императрицы на престол, Екатерина получила от Орлова писанную нетвердой рукой корявую записку: «Не успели мы разнять, а его уже и не стало; сами не помним, что делали». И в самом деле — кто же мог подумать? Ведь хотели как лучше…

Мог ли Петр Федорович подавить гвардейский мятеж? В два счета. Когда в конце июня 1762 года гвардия стала мутить воду, а в Петербурге начались волнения, Петр находился в Петергофе. Вопреки расхожему мнению, от Петра отвернулись далеко не все. В ближайшем окружении императора хватало верных людей. Достаточно назвать генерал-поручика Михаила Измайлова, на дух не выносившего Екатерину, железного графа Миниха или преданного Петру боевого генерала П. А. Румянцева, с блеском выигравшего Семилетнюю войну. Если бы Петр Федорович действовал решительно, события могли повернуться совсем по-другому.

О Минихе, кстати, имеет смысл поговорить чуть подробнее, потому как фигура эта в своем роде замечательная. Родившийся в 1683 году в немецком городе Ольденбурге, Бурхард Кристоф Миних в 1721 году оказывается на русской службе и через десять лет получает звание генерал-фельдмаршала. При Анне Иоанновне он командует русской армией в победоносной русско-турецкой войне 1735–1739 годов, осуществляет дерзкий рейд в Крым, берет штурмом Очаков и совершает много других славных дел, становится президентом Военной коллегии. Елизавета Петровна талантов Миниха не оценила: он попал в немилость и отправился в места не столь отдаленные, где провел ровным счетом 20 лет, сохранив железное здоровье и не потеряв ни единого зуба. Из сибирской ссылки этого несгибаемого старика извлек Петр Федорович в 1762 году.

Так вот, когда в Петербурге начались беспорядки, Миних был возле Петра и советовал ему не терять ни минуты, справедливо полагая, что на его стороне все шансы. Войсками, расквартированными в Прибалтике и Восточной Пруссии, командовал в ту пору верный П. А. Румянцев, один из лучших русских полководцев XVIII столетия. Кронштадтская флотилия тоже была в полном распоряжении Петра, потому что Кронштадт Екатерине присягнуть еще не успел. И если бы Петр Федорович не тянул резину, а действовал без промедления, положившись на Миниха и Румянцева (а о таких военных советниках можно только мечтать), исход екатерининского переворота был бы заранее предрешен. Кронштадтская эскадра, встав на петербургском рейде, держала бы под прицелом весь город, а солдаты Румянцева, прошагавшие с боями пол-Европы, разнесли гвардейскую сволочь в пух и прах. Между прочим, можно не сомневаться, что железный фельдмаршал Миних не убоялся бы большой крови и сделал все от него зависящее, чтобы на троне остался законный государь.

Александр Бушков приводит любопытное свидетельство со ссылкой на книгу Дм. Бантыш-Каменского «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов»: «Уже потом, после ареста Петра, когда императрица спросила Миниха: „Вы хотели против меня сражаться?“, старый вояка, не боявшийся уже ни Бога, ни черта, браво ответил: „Так, всемилостивейшая государыня! Я хотел жизнью своей пожертвовать за монарха, который возвратил мне свободу!“ Екатерина, взяв со старика клятву верности, восстановила его в прежних должностях, и он еще пять лет, до смерти, находился в непрестанных трудах…»