Артиллерия противника безжалостно продолжала обстрел нашего десанта и вела дуэль с нашими орудиями. Благодаря тому, что они находились близ железнодорожной ветки далеко у себя в тылу, их снаряды перелетали далеко за позиции наших пушек.
Мы ждали возвращения лодок. Шапер приказал нам переместиться в другое место на краю озера, потому что на нашей прежней позиции оставаться было опасно — туда слишком кучно били минометы противника. Я стал искать удобное место. Быстро, между двумя выстрела из миномета, перепрыгивая из воронки в воронку, мы приблизились к холму у берега озера. И вот тогда упал Бергер. Как выяснилось позднее, это было прямое попадания снарядного осколка. Он угодил в нашего товарища, когда тот бежал. Видимо, он немного отстал от других у него были коробки с боеприпасами и бежать ему было тяжело. Я отправил одного из моих солдат посмотреть, что с ним. Тот вскоре вернулся с серым, как пепел, лицом. Он сообщил, что Бергер мертв.
Мы увидели, что лодки снова возвращаются с новой партией раненых. На этот раз минометный обстрел противника еще больше усилился. У наших лодок не оставалось выбора. Они отказались от движения зигзагом и теперь мчались прямо вперед под огнем противника. Один из русских пулеметов снова ожил. Выпущенные из него трассирующие пули попадали в самую гущу нашей флотилии. В следующее мгновение мощным огнем двух пулеметов мы снова заставили его замолчать, однако один из рулевых был убит. Его лодка беспомощно закрутилась на воде, но кто-то из членов экипажа вовремя перехватил румпель, и она благополучно вошла в бухту.
Орудийный огонь, которым обменивались противоборствующие стороны, усилился до адского грохота. Итог боя с каждой секундой становился все более сомнительным. Однако в следующее мгновение в небе неожиданно появились «штуки». Они уже много лет не вылетали на боевые задания на данный участок Восточного фронта. Обычно их использовали в других краях, и чаще всего они бомбили конвои американских кораблей в морях Северного Ледовитого океана.
Их отправляли на выручку сухопутным войскам в тех местах, где возникала критическая ситуация, как, например, на плацдарме Сеннозеро. Боевых крылатых машин было три. Они казались мне похожими на хищных птиц. Да они и вели себя как пернатые хищники, яростно обрушившись на вражеские окопы и огневые позиции русской артиллерии. Душераздирающий вой их сирен дополнял картину абсолютной власти самолетов над своими жертвами, которым происходящее наверняка казалось кошмаром.
Обстановка качнулась в нашу пользу. Под прикрытием «штук» лодки с нашим десантом благополучно достигли противоположного берега. На этот раз они доставили лишь боеприпасы и продовольствие. Над вражескими позициями вздымались клубы черного дыма. Скорее всего, наши летчики разбомбили вражеский артиллерийский склад. Орудийный и минометный огонь со стороны противника временно прекратился. Заметив результаты первой бомбежки, «штуки» обрушили на укрепления русской пехоты огонь своих пушек. Сделав еще один заход над полем боя, они улетели обратно. Враг был застигнут врасплох во второй раз за этот день, и его моральный дух был явно сломлен.
Прошло некоторое время, и солнце оказалось у нас за спиной. Перестрелка постепенно стихала. Мы по очереди ложились поспать. Проснувшись и сразу же вспомнив события последних двенадцати часов, я чувствовал, что мои ощущения складываются в какую-то странную нереальную картину. Постоянный яркий солнечный свет, недостаток сна и огромная физическая усталость — именно они и вызывали такое необычное полусонное состояние. Где-то сзади, на холме, с которого мы недавно вели огонь по другому берегу, осталось тело убитого Бергера, накрытое плащ-палаткой. Мне вспомнились наши с ним разговоры в блиндаже. При простодушной, бесхитростной любви этого парня к фюреру, его воля к жизни могла бы быть сильнее, если бы этим утром судьба поставила его перед выбором. Такого выбора у него не оказалось, и он погиб, сохранив незапятнанной верность своему кумиру.
Ближе к вечеру мы получили приказ возвращаться. Мы начали осторожно спускаться вниз по склону холма, неся на плащ-палатке тело нашего погибшего товарища. К нашему удивлению, обстрел со стороны противника прекратился.
По пути обратно на место сбора мы прошли по низине, где наши товарищи несли на носилках раненых, тех самых парней, которых удалось вывезти из окружения. Многие из них выглядели крайне неважно и находились на грани жизни и смерти. Я увидел раненого командира блокированного гарнизона. Его лицо заросло многодневной щетиной, одна рука была перебинтована. Он сидел на корточках возле носилок, на которых лежал молодой офицер с восковым лицом. Командир, увидев нас, попросил передвинуть носилки в тень. После этого он оставался возле раненого, что-то успокаивающе говорил ему, держа за руку.
— С тобой все будет в порядке. Скоро тебя подлечат, и ты выздоровеешь, — приговаривал он.