Умение российских перлюстраторов вскрывать дипломатические пакеты, оставляя минимум следов, и дешифровать тексты сделало свое дело. Последнее из писем Шетарди было прочитано 4 июня 1744 года. Накопив компромат на французского дипломата, А.П. Бестужев-Рюмин в эти дни, когда двор находился в Москве, нанес тонко продуманный удар. Императрице 5 июня был представлен доклад о поведении маркиза с подробными выписками из перехваченных донесений. Расчет оказался верным. Оскорбленная Елизавета тут же подписала уже подготовленный указ главе Тайной канцелярии А.И. Ушакову: «…повелеваем вам к французскому бригадиру маркизу Шетардию немедленно поехать и ему имянем нашим объявить, чтобы он из нашей столицы… в сутки выехал». На следующий день, 6 июня, в половине шестого утра в дом Шетарди приехала целая компания: А.И. Ушаков, камергер П.М. Голицын, представители Коллегии иностранных дел И.П. Веселовский, А.И. Неплюев, П.П. Курбатов в сопровождении офицера Семеновского полка и двух унтер-офицеров. Когда Шетарди разбудили, то «секретарь Курбатов <…> читал все экстракты [выписки] из его Шетардиевых писем, а он Шетарди за ним смотрел, и ничего не оспорил, ниже оригиналов смотреть хотел, хотя его подпись к последнему письму к Дютейлю [письмо от 24 мая 1744 года одному из руководителей французской дипломатии — дю Тейлю] ему показана была»[241]
.Алексей Петрович ликовал. В письме М.И. Воронцову в этот же день он так описывал поведение Шетарди в момент предъявления тому обвинения и указа императрицы: «…такой в Шетардии конфузии и трусости никогда не ожидали… стоял потупя нос и во все время сопел, жалуяся немалым кашлем… По всему видно, что он никогда не чаял, дабы столько противу его доказательств было собрано, а когда оныя услышал, то еще больше присмирел, а оригиналы, когда показаны, то своею рукой закрыл и отвернулся, глядеть не хотел»[242]
. Победа А.П. Бестужева-Рюмина была полной. Думается, не случайно Х. Гольдбах 26 июля 1744 года получил чин действительного статского советника. Кстати, письма Шетарди от 6 июня в Париж, Берлин и Копенгаген также были перлюстрированы[243].В Париж курьер доставил российскому временному поверенному в делах Г.И. Гроссу именной рескрипт. Им поручалось российскому дипломату довести до сведения Людовика XV все обстоятельства неблаговидного поведения «бригадира де Ла Шетарди», якобы организовавшего в Петербурге «антиправительственный заговор». Особо подчеркивалось, что «непозволительно он персону Нашу в письмах своих поносил и облыгал». Французские власти арестовали секретаря Шетарди, Депре, и год держали в Бастилии, обвинив его в передаче «цифирных ключей» английскому послу в России, поскольку и мысли не допускали о возможности дешифровки донесений силами российских специалистов. Маркиз де Ла Шетарди умер 1 января 1758 года[244]
.Статский советник Х. Гольдбах столь же успешно занимался дешифровкой переписки и других иностранных представителей в Петербурге: барона Нейгауза из Австрии, барона фон Мардефельда из Пруссии. Надо отметить, что это не было тайной для иностранных дипломатов. Но все‐таки они недооценивали способности Гольдбаха даже после истории с Шетарди. Барон Аксель фон Мардефельд после возвращения в Берлин в конце 1746 года составил по приказу короля Фридриха II инструкцию своему преемнику в российской столице — «Записку о важнейших персонах при Дворе Русском». Здесь он, в частности, писал:
Статский советник Гольдбах… человек честный и отечеству своему весьма преданный. Обладает достоинствами и познаниями, особенно в математике,… употребляем канцелярией для писания писем латинских и французских в ответ на те, какие от дворов иностранных поступают. Употребляют его также для дешифровки донесений посланников иностранных, что, однако же, удается ему, лишь если зашифрованы они без надлежащего тщания. <…> У графа [А.П.] Бестужева проживают в доме трое секретарей Императрицы: Симолин, Иванов и Юберкампф. Последний совместно с почт-директором Ашем все письма, в Петербург прибывающие и из Петербурга отбывающие, распечатывает. Подкупить его было бы полезно, но трудно сделать[245]
.