«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII – начало XX века

Перлюстрации подлежали все письма сановников: министров, их товарищей, генерал-губернаторов, начальников главных управлений, директоров департаментов и их помощников, сенаторов, членов государственных совета, думы и вообще всех лиц, занимавших сколько‐нибудь видную должность и, следовательно, могших в своих письмах сообщить что‐нибудь, представлявшее интерес для министра внутренних дел. Исключение составляли письма министра внутренних дел и только до тех пор, пока он занимал этот пост, как лица, коему выписки из писем представлялись, и который, благодаря этим выпискам, имел возможность узнать многое такое, что бы иначе до него не дошло, контролировать деятельность как своих подчиненных, так и коллег, и в роли «царского дядьки» докладывать монарху о намерениях, злоупотреблениях, проделках и т. п. разных высокопоставленных лиц. Благодаря перлюстрации зачастую выяснялось, как министр путей сообщения стратегическую железную дорогу проводит не в нужном направлении, а через имения своей жены1552; как губернатор, помимо торгов, поставляет по высокой цене шпалы из леса своего шурина; как директор департамента за приличное вознаграждение проводит дело, которого бы проводить не следовало и пр. [очее], и пр. С назначением на пост министра внутренних дел новых лиц получались иногда забавные случаи. Так, Плеве, вступив в должность, нашел на столе своего предшественника, убитого Сипягина, нераспечатанный пакет с выписками, среди которых была выписка и из его собственного письма к жене, а Дурново очень возмущался, когда среди старых бумаг нашел выписки из своих собственных писем в бытность его директором департамента полиции, т. е., с его точки зрения, такой важной шишки, что его письма перлюстрации не должны были бы подлежать1553.

Кроме писем сановников, представляющих «общегосударственный интерес», перлюстрации подлежали письма «политические», т. е. письма эмигрантов и «левых» деятелей. Эти письма разделялись на письма «по подозрению» и письма «по наблюдению». Эти последние подлежали перлюстрации согласно списку департамента полиции, присылаемому по временам в «Черный кабинет» на имя Мардарьева с перечнем фамилий лиц, за корреспонденцией коих следовало «наблюдать», т. е. всю ее вскрывать и копии с писем представлять в департамент. В этих списках иногда бывали примечания: «Особо строго наблюдение», или «точные копии», или «фотографии», или «представлять в подлиннике».

Письма «по подозрению» вынимали из почты, руководствуясь местом подачи или назначения письма (из Женевы, Парижа, Брюсселя, Лондона, или в эти и другие города, где находились штаб-квартиры левых организаций), или, главным образом, почерком адреса. У разборщиков писем с течением времени вырабатывался удивительный «нюх» определять содержание письма по его наружному виду или по почерку адреса. Дело в том, что каждый класс людей, каждая специальность, принадлежность к секте, к партии и пр. кладут известный отпечаток на почерк данного лица.

Разница между мужским и женским, детским и взрослым, мужицким и интеллигентным почерками очевидна всякому, но кроме этого и аристократ пишет не тем почерком, что бюрократ; его почерк нервно крупный, остроконечный (в готическом стиле), тогда как почерк последнего круглый, уверенный и резкий; литераторы пишут бисерным и четким почерком; коммерсанты – каллиграфическим почерком; революционеры – неотделанным, почти ученическим почерком, а почерк анархистов отличается грубостью и несуразностью, напоминая почерк малограмотных людей тяжелого физического труда.

Среди разборщиков писем петроградского «черного кабинета» были такие знатоки почерков, что зачастую они по одному адресу письма безошибочно определяли принадлежность его автора к шулерам, к фальшивомонетчикам, к каким‐либо антиморальным сектантам, педерастам и пр. Неспециалисту, конечно, никогда не уловить сходства между собою таких почерков, как, например, издателей-редакторов Суворина, Комарова и князя Мещерского или генералов Куропаткина, Брусилова и Сухомлинова, или сановников Горемыкина, Штюрмера и Саблера1554 и т. д., а на самом деле «профессиональное» сходство между этими почерками прямо бьет в глаза, несмотря на своеобразный отпечаток в каждом из них в зависимости от характера, наклонностей, их пороков и пр. Долголетние разборщики писем «черного кабинета» становились отличными графологами, определявшими по почерку весь духовный облик человека.

Благодаря такой опытности разборщиков писем зачастую, с помощью перлюстрации, открывались целые артели фальшивомонетчиков или шпионские организации.

Разумеется, что не только разборщики, но и чтецы писем становились замечательными знатоками по своей специальности. Они изучали не только почерки, но научились понимать все иносказательно выраженное и догадываться о недосказанном или высказанном одними намеками.