Черные камни

Осенью этого года и началась активная деятельность КПМ. Были созданы ЦК и Бюро ЦК КПМ. В Бюро вошли четверо: Борис Батуев — первый секретарь ЦК КПМ, я — второй секретарь (или секретарь по агитации и пропаганде), Юрий Киселев — начальник особого отдела, Валентин Акивирон — хранитель денежного фонда КПМ. Был создан и Воронежский обком КПМ. Представлял его пока один Аркадий Чижов. Через него и его связных осуществлялось руководство низовыми группами КПМ в городе Воронеже и некоторых районах области.

В группы входило по нескольку человек — от четырех до восьми и более. Независимо от численности мы называли эти группы пятерками. Лишь один из группы, ее руководитель — воорг (вожак-организатор), имел связь с Бюро через связного, фамилии которого он не знал. Таким образом, и воорг, и рядовой член КПМ знали лишь нескольких своих товарищей. Эта традиционная, широко известная из литературы, давно проверенная пятерочная структура подпольной организации даже при чудовищном провале (прямое предательство одного из руководителей КПМ, В. Акивирона, и полный «раскол» на следствии А. Чижова) позволила нам сохранить, уберечь от ареста более двадцати членов КПМ.

Всего же в КПМ, насколько мне известно, было принято более пятидесяти человек, точнее — 53 человека[4]. В то время я знал далеко не всех. Со многими своими товарищами по КПМ я познакомился только после реабилитации. А некоторых и сейчас не знаю.

Осенью 1948 года была утверждена Программа КПМ. Выработали, создали ее три человека, три десятиклассника, решивших посвятить свою жизнь революционному ленинскому преобразованию страны. Борис Батуев, Юрий Киселев и я. Работали мы над этим документом несколько дней в особняке на Никитинской улице (дом номер 13) — о нем будет еще речь впереди, — в комнате Бориса Батуева. Работали чаще всего вечерами, после школьных занятий. Борис сидел за своим письменным столом под лампой с зеленым абажуром. Писал он перьевой ручкой, фиолетовыми чернилами в обычной 12-листовой школьной тетради с голубой обложкой. Мы с Юрием, сидя рядом, предлагали тот или иной пункт, обсуждали его вместе с Борисом. Наибольшая часть работы пришлась на долю Бориса Батуева: он был более начитан в политической и философской литературе.

Приводить здесь полностью нашу Программу я не стану, хотя она не велика по объёму и я помню ее наизусть. Скажу пока о самом главном.

КПМ ставила своей задачей изучение и распространение в массах подлинного марксистско-ленинского учения.

Программа КПМ имела антисталинскую направленность. Мы выступали против «обожествления» Сталина. (Слово «культ» в отношении Сталина стало употребляться значительно позднее.)

В Программе был пункт, разъясняющий, почему наша организация нелегальная:

«а) Как известно, в СССР не может быть двух партий, и легальная, открытая деятельность КПМ может нанести моральный, идеологический ущерб нашему государству.

б) При легализации своей деятельности КПМ может быть неправильно понята и объявлена враждебной организацией».

Последний, итоговый пункт Программы КПМ гласил: «Конечная цель КПМ — построение коммунистического общества во всем мире».

По мере дальнейшего моего повествования я буду рассказывать или касаться других пунктов Программы КПМ.

Пожалуй, необходимо сейчас добавить, забегая вперед, что Программа наша существовала в единственном экземпляре и била сожжена Б. Батуевым, когда возникла опасность арестов.

Мне и моим товарищам приходится сейчас слышать и недоверчивые вопросы:

— Как это вы, семнадцатилетние школьники, могли додуматься до такого? Что-то не верится.

Не верящих и сомневающихся я отсылаю к сохранившимся материалам следствия, ко многим оставшимся в живых бывшим членам КПМ, к бывшим нашим следователям. Действительно, на первый взгляд создание и существование такой организации в сталинское время кажется нереальным.

Да, мы были мальчишки 17–18 лет. И были страшные годы — 1946-й и 1947-й. Люди пухли от голода и умирали не только в селах и деревнях, но и в городах, разбитых войною, таких, как Воронеж. Они ходили толпами — опухшие матери с опухшими от голода малыми детьми. Просили милостыню — как водится на великой Руси — Христа ради. Но дать им было нечего: сами голодали. Умиравших довольно быстро увозили. И все внешне было довольно прилично.