— Ну что вы, ребята, что вы!.. — на миг смутился Ваня, как будто был виной всему, и стал растерянно озираться: ведь он ничего не понимал. — Ну зачем ссориться по пустякам? Терпеть не могу такого! Как будто нет других дел!
«Были б у тебя такие пустяки!» — подумал Дима и громко закричал вдогонку ей:
— А мне и не нужна такая дружба! Не нужна! Не нужна!
Лида с Аркашей сидели молча, а Ваня все оглядывался по сторонам, и лицо у него было еще более растерянное и смущенное. Он снова вытер картузиком мокрое лицо и сказал:
— Может, полезем? Отдохнули?
— Нет, — упрямо проговорил Дима, — не отдохнули.
Через полчаса они взобрались вверх, и Ваня первый подбежал к краю Горы Ветров и запричитал, такой перед ним открылся вид. Но Диме было не до видов — он следил за Феликсом. В руках у того был огромный букет красных полураспустившихся маков — когда только успел нарвать? Маки были подобраны один к одному — свежие, крепкие, яркие. Они снопом лежали в его полусогнутой руке, и Феликс стал делить их между Лидой и Аней, сказал, что они могут дать кое-что и мальчишкам, если, конечно, захотят.
— Попить ничего не осталось? — спросил Аркаша.
— Последняя. — Феликс вытащил из рюкзака бутылку и протянул Аркаше. Тот начал жадно пить. Но тут же спохватился, и лимонад пошел по кругу.
— Артем, будешь? — спросил Феликс, когда в бутылке осталась треть.
— Нет.
— А ты, Ваня?
— Нет.
Когда Лида допила последнюю каплю, Артем взял у нее бутылку, подбросил ее, крутнув, поймал за горлышко, подошел к пропасти и швырнул вниз. Все подбежали к краю — посмотреть за ее полетом, а Ваня опять запричитал свое:
— Вы посмотрите… Посмотрите!
К нему тотчас подключилась Аня и закричала в тон ему:
— Ландшафт — будь здоров! Закачаешься!
— Качайся, да только не упади вниз, — угрюмо сказал Ваня.
— У нас так говорят… Красотища-то какая!
Глава 13
РАЗГОВОР О БЕССМЕРТИИ
А вид с Горы Ветров и правда открывался ничего: ветер сдул туман, и море было как на ладошке со всеми его мысами — вон самый острый Дельфиний мыс, вон тонкий обелиск — памятник морякам десанта, вон пассажирский причал для прогулочных теплоходиков, вон рыбацкий, с — фелюгами, баркасами, вон берег с сараями и лодками, вытащенными на гальку, — это было хозяйство колхозной бригады; кое-где в море виднелись колья ставных неводов, которые по утрам проверяют рыбаки. А левей, далеко-далеко отсюда, в синей солнечной дымке прятались Кипарисы, главный город побережья, густо застроенный, уступами спускавшийся к воде, с большим портом и молом, который кончался небольшим белым маячком, с рыболовными сейнерами на якоре: там находились правление колхоза и его основной флот, а бригады и звенья прибрежного лова были разбросаны по окрестным приморским городкам…
— А и правда Гора Ветров, — сказал Ваня. — Ух дует! Прямо ревет! Стонет!
Он стоял, широко расставив ноги, смотрел, прищурясь, вдаль и даже забыл про свой аппарат.
— Не осталось еще воды? — спросил Аркаша.
— Вся, — сказал Феликс. — Придется лезть в грот… — И отошел от края Горы Ветров. За ним ринулись Адъютант с Семкой и побрел Аркаша. Последними ушли Дима с Ваней. Они услышали в густых зарослях можжевельника голоса ребята и, когда подошли, увидели Артема. С толстой веревкой стоял он у широкой трещины, которая, постепенно расширяясь, уходила под землю.
— Сема, ты самый легкий, — говорил Феликс, — тебе лезть.
— Нет, я не самый!.. — Губы у Семки слегка дрожали. — Захарка меньше меня и легче…
— Значит, отказываешься?
— Нет… Но я не самый легкий…
— Ладно, полезу я, — сказал Адъютант. — Только держите крепче… Уроните — покажу!
Адъютанта опустили на веревке, и скоро он, упираясь ногами в стенки, выбрался из глубокого грота с полиэтиленовым мешочком, полным льда и снега. Самую большую плитку ухватил Аркаша, и лицо у него мгновенно оживилось.
Ваня тоже взял плитку льда и лизнул ее.
— Увидел бы папа, — сказал он. — Только не глотайте сразу…
— Учтем! — проговорил Захарка и набил рот снегом.
— Чего стоим? Садись! Устроим кафе-мороженое на Горе Ветров, — сказал под общий смех Артем, и ребята уселись. Потом они с жадностью набросились на еду, высыпав все, что принесли, на расстеленный пустой рюкзак Феликса. Ваня, кроме бутербродов и пучков красной редиски, выкатил из своего рюкзачка банку сгущенки, пробил в ней две дырки шилом перочинного ножа и протянул Лиде.
— Капай на язык.
Та застеснялась, законфузилась. Тогда из его рук банку порывисто схватила Аня, опрокинула и высунула язык, ярко-красный и узкий, поймала на него густую нитку, стала класть белые петли и, подождав, пока соберется побольше молока, глотнула, зажмурилась — так было вкусно, — причмокнула и снова под хохот ребят стала класть на язык петли… Думала, это очень лихо и остроумно!
Дима даже рассердился на Ваню: специально для этого принес банку?