Черные кипарисы

Хлопнула дверь — вошла мать. Высокая, худощавая. В открытом платье и легких туфлях на низком каблуке. С волевым умным красивым лицом. Деловая, точная. Не профессия ли — мать работала старшим бухгалтером в рыболовецком колхозе — наложила на нее сбою печать? Этого бы хоть немножко отцу!

Мать иногда приезжала на обед из Кипарисов, где была колхозная контора.

— Давно вернулся? — спросила она.

— С час.

— Ноги еще держат?

— Отлично. Тебе принес три лучших мака — они в вазе.

— Спасибо… С вами, говорят, ходил и этот мальчик, сын нового хирурга…

— Кто говорит? — быстро спросил Феликс.

— Встретила в «Подарках» Аркашиного папу.

— Ходил, — подтвердил Феликс.

— Ну и как он? Ничего паренек?

— Ни рыба ни мясо… Очень странный…

— То есть? — спросила мать. Она была не из болтливых или сентиментальных. Они с Феликсом говорили кратко, потому что понимали друг друга с полуслова.

— Еще не раскусил до конца.

— Ну, а что ты раскусил не до конца?

— Наивен. Смешон. По-телячьи восторжен. Но добивается популярности.

— Ого, да ты до конца изучил его! — Мать радостно поглядела на сына. — Будешь лопать сейчас? — Она так и сказала — «лопать», как это любят говорить его сверстники, потому что старалась ни в чем не отделять себя от них и от него.

— Спасибо. Немножко попозже.

— Ну ладно.

Феликс опять подошел к окну. Наконец-то!

Сердце его сильно забилось. На мгновение он даже растерялся.

Через двор шла Аня. Тоненькая, высокая. В золоченых босоножках и в коротком голубеньком в синих цветах сарафане, который великолепно сидел на ней. Ее почти надвое разрезал узкий поясок, хотя затянут был — это и сверху видно — не туго. Волосы ее были копной забраны вверх — потрудилась уже, а на лоб начесана легкая челка, придававшая ей несерьезный вид.

Даже свежо белевшая новая повязка на ноге очень шла ей.

Аня шла не торопясь, точно бросала вызов скандальным балконам, и тонкие загорелые руки ее были в карманчиках сарафана.

Феликс в панике забегал по комнате, распахнул шкаф, выхватил из ящика светло-серую, в крупную клетку рубашку, сунул в нее голову, заправил в брюки и ринулся к двери.

Замер, прислушиваясь к шумам на лестнице и усмиряя дыхание. Внизу дробно застучали каблуки. Тук-тук, тук-тук. Все ближе, все громче…

Феликс ждал и, когда Аня была в пяти-шести ступеньках от их площадки, распахнул дверь.

— Вползай.

Аня вошла. И внесла в их квартиру улыбку. И, словно сговорившись с Аней, только она шагнула через порог, в их окна широко хлынуло солнце. И еще ярче засверкала нержавеющая сталь строгой трехрожковой люстры, белые ручки радиоприемника и стекла книжных полок, ступеньками развешанных на стенах.

— Очухалась? — спросил Феликс. — От мамочки не влетело?

— Что ты! Заслужила благодарность. Час на огороде торкалась, полтораста морковок прополола… Чуть тебе одну не принесла.

— Что ж не принесла?

— Со свиной хвостик… На ползуба… Не угрызешь…

Феликс засмеялся. Ему всегда хотелось смеяться при виде ее, но смеялся он, когда рядом не было мальчишек.

— Захарки нет еще? — спросила Аня. — Говорят, у кино народу — не протолкнешься… Возьмет ли?

— Должен… Садись. — Феликс кивнул на тахту песочного цвета и крикнул на кухню: — Мама, к нам Аня пришла! — И спросил Аню: — Пить хочешь? Есть квас и вишневый компот.

— Если можно.

— Чего? Могу и то и другое.

— Нет, не надо… Кваску бы.

Феликс, как на коньках, заскользил по паркету на кухню, верхом налил квасу и, расплескивая его, бросился в комнату.

Аня махом выпила стакан и вытерла рукой подбородок. Смахнула с груди капельку и спросила:

— А Ваня не вернулся? — И сама ответила: — Да, конечно ж, нет — далеко ведь… И взбрело же ему тащиться снова! Мне даже жалко его немножечко… Пропалывала гряды и думала о нем… А тебе не жалко его?

— А чего жалеть? Не насильно погнали.

Аня прошлась вдоль стены с полками, разглядывая корешки с названиями книг, — это она делала всегда, когда приходила к ним.

— Верно… Но ведь сам знаешь, один пошел… Свалиться можно… Камень может ударить… Или…

— Попасться в когти кровожадным грифам?

Аня засмеялась, закидывая голову.

— Нет, я всерьез… Я уж думала, Димка пойдет с ним, он ведь хотел пойти…

— Димка все хочет, но ничего не делает, — проговорил Феликс. Неужели она до сих пор не поняла, что это за человек?

— Но лучше б он пошел с Ваней.

— Ничего с Ванькой не будет! — сказал Феликс. — А если он и распорет где-нибудь ногу, папа быстро его заштопает шелковыми нитками, а сломает — возьмет в гипс и срастит. Ты ведь уже слышала, какой он хирург, — первый класс! Столько ему благодарностей…

Аня посмотрела на Феликса и ничего не сказала.

Внезапно во дворе раздался шум, и Аня бросилась к окну. Сильно высунулась из него, словно собиралась выпрыгнуть. И сразу же закричала:

— Вань, ты? Живой? Ну как? Нашел?

Феликс подошел к окну и глянул через прозрачную занавеску, чтобы со двора не видели его.

— Нашел! — Но этого Ване показалось мало, он вынул из кармана кассету и показал. — А ты что, здесь живешь?

— Нет, я у Феликса в гостях, — ответила Аня и, одернув сзади платье, легла на подоконник. — Небось ой как устал?

— Нет, ничего… Только ногу немного вывихнул у речки…