Черные колокола

Всю ночь до утра не умолкали рации «людей закона Лоджа». Всю ночь, на всех языках, на всех волнах неистовствовали, посылали в эфир сигналы «SOS» дикторы мюнхенского радиовещательного комбината Аллена Даллеса.

Поздно ночью к микрофону парламентской радиостудии в Будапеште подскочил Имре Надь – заспанный, всклокоченный, в незашнурованных ботинках, в пальто, накинутом поверх белья. Он говорил прерывающимся голосом, невнятно, сказал мало, только то, что не договорил, на всякий случай, вчера, позавчера. Тридцать первого октября, вскоре после митинга на площади Кошута, где премьер всенародно сдавал власть новым хозяевам, рвал Варшавский пакт, отрекался от всего и вся, он принял большую группу корреспондентов американских газет и радиовещательных компаний и заявил: «Венгрия рано или поздно должна стать ядром нейтральной территории в Восточной Европе. Венгрия при создавшемся положении безусловно должна опереться на материальную помощь великих наций». На рассвете с 3 на 4 ноября перед микрофоном правительственной студии он собственной рукой положил последний мазок на портрет двурушника. Бывший коммунист, бывший премьер, бывший венгр умолял Запад выручить его из беды, требовал начать из-за его персоны войну.

Призыв был повторен еще и еще. Трижды зловещий зигзаг военной молнии распарывал темное, очень облачное небо этой ночи и, к счастью, ничего не поджег.

В 7 часов 12 минут «Свободное радио Кошута» умолкло. И весь мир услышал новый голос, который извещал о создании Венгерского рабоче-крестьянского революционного правительства, возглавляемого Яношем Кадаром.

Народная Венгрия сделала первый шаг от края пропасти, вырытой объединенными усилиями ее врагов.

Имре Надь бросил своих коалиционных министров в подвальных убежищах парламента и в гордом одиночестве, тропой всех беглецов, задыхаясь, вприпрыжку помчался спасать свою шкуру. Не спас.

А кардинал Миндсенти, подобрав подол лиловой сутаны и придавив подбородком золотой крест, чтобы он не болтался маятником, забыв о своем возрасте и бессмертии души, спешил укрыться под крылышком звезднополосатых друзей, ждущих примаса у парламентского подъезда в черном «кадиллаке» с охранной грамотой посольства США.

В ночной тени, под шапкой-невидимкой, огрызаясь, нанося удары из-за угла, копошилась рассеянная армия «людей закона Лоджа».

Трассирующие пули, вылетающие из «Колизея», радужными салютными строчками прошивали сырую темноту ущелий Будапешта. Светлее и светлее становилось в городе. Уже не бухали, не надрывались черные колокола. Замерли. Дунай медленно терял свою кровавую окраску и становился глубоко-синим, слегка подернутым туманом. Пошел теплый, почти весенний, густой предрассветный дождь. Струи его светились в предрассветной тьме и смывали с его улиц кровь, грязь, пепел. Посвежело. Потом подул ветер, и небо над Пештом очистилось от тяжелых туч, блеснуло зоряными звездами, чистыми и ясными.