Физическое состояние хорошее, сознание – ясное. Всё произошедшее вчера в тайных покоях монастыря казалось нереальным – сродни тяжёлому сну, а недавний сон – ярким и осязаемым. Прокачала энергетические каналы и чакры. Энергия шла легко.
После того случая я больше не видела настоятеля. В первые дни в монастыре, ещё до появления немцев, я ощущала интерес к своей персоне некоего высокого духовного лица и была убеждена, что настоятель лично сканирует меня – с любопытством и весьма непринуждённо. Теперь же, после испытания свечами и ящиком, никакой высокопоставленный лама рядом с моим энергополем не появлялся. Ламы больше не устраивали мне мрачных и устрашающих проверок, а относились по-прежнему доброжелательно. Не то с облегчением, не то с чувством выполненного долга, они «сдали» меня своим гостям.
Начальник же немецкой экспедиции, наоборот, принялся экспериментировать с моими способностями на разные лады. Он придумывал испытания, сходные с тем, чем я занималась в Лаборатории: всяческие «угадайки», считывание информации, предсказания. Как правило, мне всё это давалось легко и нравилось. Я должна была показать «товар лицом» – большую часть своих возможностей! Атмосфера игры, увлечённости делом напоминала Лабораторию, и мне порой становилось стыдно от того, что в общении с матёрым фашистом я не испытываю гнева и отвращения. Меня так и учили, что не должна испытывать, но всё же… Вместе с тем я не успокаивалась: в душе жила насторожённость и готовность к подвоху. Но подвохов герр Кайенбург пока не устраивал. Единственной темой, которую он старательно обходил в своих занятиях со мной, был спиритизм. Он уже тогда смекнул, что с моей помощью можно выведать кое-какие нужные рейху секреты, и не собирался заниматься этим, находясь на чужой территории.
Ещё он вовсю подтягивал мой неважный немецкий: похоже, хотел произвести фурор своей «находкой» идеальной во всех отношениях немецкой девочки со сверхспособностями.
Члены экспедиции жили в лучшем крыле большого корпуса, предназначенного для сезонных паломников, приходящих в монастырь по большим праздникам. Существовали достаточно автономно, готовили здесь же. Я теперь столовалась с ними. Когда у них было настроение посетить общую трапезную, мы шли группой. Немцы редко посещали общие молитвенные собрания, но меня отпускали и даже поощряли туда ходить, однако это уже не было непререкаемо обязательным требованием, как в первые дни моей жизни в монастыре.
Гости из Третьего рейха вели бурную деятельность в окрестных горах и долинах по сбору образцов всего, что попадалось: флоры и фауны, почвы и воды, местного фольклора и рецептов. Собравшись толпой, они были страшно шумные, горласто-крикливые, но во время экспедиций-вылазок вели себя осторожно, сосредоточенно и тихо. Часть специалистов никуда не ходили, а проводили дни в общении с ламами и изучении старинных манускриптов обширной библиотеки монастыря.
Увидев, как один из членов экспедиции возится с рукописью на тибетском, я спросила, что там написано.
– Здесь записаны древние легенды о достижениях героев прошлого. Целый другой мир.
– Как в Эддах?
– Ещё необычнее. Когда вернёмся в Отечество, расшифруем рукопись, и ты обязательно её прочтёшь!
Ко мне они относились сочувственно, как к хрупкому ребёнку, которому много испытаний привелось пережить. У большинства в Германии были жёны и собственные дети. Отцы, судя по их разговорам в часы досуга, гордились детьми, забавлялись от души и добродушно хвалились друг перед другом. Отношение ко мне было также и осторожно-предупредительным, как к очень юной девушке. Между тем эти взрослые, увлечённые делом мужчины не знали, чем меня занять, и я была по большей части предоставлена самой себе.
Слоняясь без дела по монастырю в перерыве между коллективными молитвами, я решила совершить прогулку. Никто не ограничивал моих перемещений. Я спросила привратника, можно ли выйти за ворота. Получила утвердительный ответ, но сочла за благо уточнить, впустят ли меня обратно, когда вернусь. Впустят. Хорошо. Рисковать и уходить далеко я не собиралась: за три месяца, проведённых в пути, я достаточно нагулялась по тибетским долинам и ущельям. Мне нужно было отойти подальше от лам, чтобы попытаться выйти на связь с девчонками.
Красивая зелёная луговина покрывала склон, расположенный напротив монастыря, – через узкий, неглубокий отрог ущелья. Там не было человеческого жилья, не пасся скот. Оттуда монастырь лежал как на ладони – не заблудишься, а если тебя хватятся, то легко найдут. Эта луговина давно манила меня своей уютной уединённостью.
Я расположилась прямо на траве. Напротив открывался вид на монастырь, расположенный ниже. Размеры монастыря издали особенно впечатляли, а изъянов в виде обшарпанных стен, обветшалых, налепленных друг на друга хозяйственных построек, выгоревших на солнце линялых красок, вонючих, загаженных задворков – не было видно. Монастырь предстал во всей своей исконной цельности и величественности.
Вот я и одна! Так долго ждала этого момента!