Больше Киран ни о чем не спрашивал сестру Учая. Целый рой мыслей и давних воспоминаний всколыхнулся в памяти, словно кто-то возмутил темные, спокойные придонные воды. Всю ночь он вспоминал, обдумывал, сопоставлял. Перед его глазами разворачивались свитки с допросами почти пятнадцатилетней давности…
И вот теперь он спешил к берегу Встающей Воды, словно на последний бой. Если предположения окажутся верными, значит среди множества ведущих к гибели тропинок он все же нашел путь домой.
– Премудрый Зарни отдыхает, ясноликий!
Путь к сходням перегородил долговязый Варак, слуга гусляра.
– Я тебя знаю? – прищурился Киран.
– Прежде недостойный раб служил в Лазурном дворце, – склонился Варак.
– Но как ты сюда попал?
– Остался после Великой Охоты, ясноликий! Меня бросили, посчитав мертвым. Когда повелитель Учай приказал вырезать слуг царевича Аюра, я успел спрятаться, а потом вещий Зарни взял меня под крыло…
«Так это Учай приказал убить свиту Аюра? Вот так новость! Надо будет поговорить с этим слугой…»
Мысли Кирана перебил голос Зарни, донесшийся с плота.
– С кем ты там распускаешь язык, Варак?
– Это я, почтенный гусляр, – громко ответил вельможа. – Киран, блюститель престола Аратты. Я пришел поговорить с тобой о лунных кочевьях и о небесной крови.
Варак уставился на ария с изумлением. А с плота после небольшой заминки донеслось:
– Проходи, будь моим гостем, блюститель престола…
Зарни выглядел смертельно уставшим – оно и неудивительно! Однако встретил Кирана вежливо, можно даже сказать – почтительно. Кирана усадили на мягкие шкуры, налили ароматной подогретой медовухи. Делая глоток за глотком, Киран ощутил, что грызущая его днем и ночью тревога чуть отступила. «Не время для отдыха!» – напомнил он себе. Вельможа глубоко вздохнул, отдал чашу слуге и заговорил:
– Дозволь спросить, из каких ты краев, мудрый Зарни?
– Я родился очень далеко отсюда, на краю земли, – ответил слепец. – Едва ли такой высокий господин, как ты, даже слышал о тех диких краях.
«Не хочет говорить», – подумал Киран и продолжил:
– Но ведь ты не бьяр. Я гостил в Бьярме и хорошо знаю тамошних жителей… Почему я спрашиваю? Всего лишь праздное любопытство. Меня удивило твое имя. Зарни – это ведь имя какого-то бьярского бога, не так ли?
– Имя – лишь эхо ветра среди скал.
– Так и есть. Красивое, звонкое эхо. Зарни Зьен… – произнес Киран, будто пробуя звуки на вкус. – Когда-то при государевом дворе все девицы распевали: «Побудь со мной, Зарни Зьен! Твоя песня звонче тысячи голосов…» Как там дальше-то… Подскажешь?
– Откуда мне, господин, знать придворные песнопения?
Киран пристально вглядывался в неподвижное скуластое лицо.
– Я и сам толком не знаю, – пояснил он. – Когда-то видел слова в записях допросов. Много лет назад – еще до моего прибытия к государеву двору – там случилось нечестие. Оказалось замешано чуть ли не все окружение царицы Аниран, младшей супруги ныне покойного государя Ардвана…
Зарни слушал безо всякого выражения.
– Видишь ли, одно время я руководил тайной службой… Разбирал старые дела – и кое-что обнаружил. Святейший Тулум наверняка записал не все, что разузнал…
– Почему это должно быть интересно мне, ясноликий? – спросил Зарни.
Киран развел руками:
– Тот придворный гусляр, которого тоже звали Зарни Зьен… Вы, случаем, не родичи?
Слепец усмехнулся:
– Любой волен взять имя почитаемого им бога. Не всякому по силам нести его!
– В записях допросов была какая-то ерунда, – продолжал Киран. – Я читал одни показания за другими и не мог сложить цельной картины… Чаще всего допросчики спрашивали, не состоял ли гусляр с царицей в преступной связи. Но ответы… они звучали так, словно связь, даже если и была, не имела никакого значения по сравнению с… С чем?
Зарни молчал, едва слышно перебирая струны.
– Тогда я начал собственный розыск, – не дождавшись отклика, заговорил Киран. – К тому времени и царица, и почти все замешанные уже вернулись в вечное пламя Исвархи. Так что мной двигала исключительно любовь к истине. И вот что я нашел… Тебе все еще неинтересно?
– Всякий рад случаю послушать мудрого и знающего.
Киран понизил голос: