Варлыга поднес братину со священным пивом к деревянному резному изображению Ячура – на сей раз в облике человека-ящера. Он стоял в алтаре: воин в полтора человеческих роста с плоской зубастой мордой, в кольчуге и шлеме, с мечом в руке. Отблески мигающих язычков огня в светильниках оживляли его лик, заставляя холодок пробегать по хребту. Под сводами храма то и дело проносился налетавший со стороны леса ветер. В стонах пахнущего дымом ветра, скрипе и шелесте леса опытные жрецы умели слышать и толковать голос божества.
Перед Ячуром темнела глубокая каменная чаша. Обычно туда лили жертвенное пиво. Но бывало, и кровь – звериную, а в особых случаях и человечью. Произнеся положенные слова, Варлыга плеснул в каменную чашу пива и передал братину стоявшему справа от него Иленю.
– Благо тебе и твоему небесному брату! – возгласил тот. – Помоги нашему оружию! Да сгинет Аратта вовеки!
Илень вылил остаток пива в каменную чашу, поклонился деревянному Ячуру и направился к выходу. Варлыга поглядел ему вслед и покачал головой. Ветер засвистел и застонал в сумраке под крышей, то ли жалуясь на судьбу, то ли призывая на битву.
Кузнец Тхери всегда был человеком осторожным. Кроме дома при кузне, у него была выкопана землянка неподалеку от заболоченного озера, где в оконцах с ржаво-рыжей водой рождалась и вызревала руда. И еще одна землянка – совсем в глухой чащобе. Там Тхери копал особые ямы, обкладывал их камнями, обмазывал глиной. В эти ямы помещал глинянки с рудой, туда же клал волчьи и медвежьи клыки и множество прочих добавок, известных лишь саконам. Затем доверху заполнял ямы нарубленной кусками горючей болотной землей.
О необыкновенных свойствах той земли Тхери узнал случайно, подслушав однажды разговор ватаги дривов в путевой веже. Мятежники, промышлявшие разбоем на закатном тракте, обсуждали казни своих соратников в огненных ямах. Дескать, что арьи удумали – спихнут туда человека, а тот сразу вспыхивает, как сухое полено в очаге! Проклинали на все лады ненавистных арьев, а Тхери сидел, навострив уши, – это что же за земля такой жар дает?! Теперь в подземных печах кузнеца огонь горел днем и ночью, очищая и пробуждая истинную сущность железа, превращая бурые пористые комки в сверкающий металл.
К той лесной землянке сакон прежде никого никогда не водил, охраняя тайны своего искусства. Никого, кроме сына, разумеется. И вот теперь…
– Что зыркаешь? – ухмыльнулся молодой накх, сидевший на пороге потаенной землянки. – Я все равно ничего не понимаю в кузнецких ухватках. А каша-то неплоха! Я возьму еще добавки? Пока за зайцем бегал, проголодался…
Накх зачерпнул каши из котелка и принялся за еду. Кузнец мрачно наблюдал за незваным гостем, что уплетал его кашу из его же миски. Сам Тхери поесть не успел. А теперь и вовсе не знал, придется ли ему когда-нибудь трапезничать в этой жизни…
В сущности, ничего плохого ему этот накх не сделал – ну, кроме того, что сперва предложил проводить в укромное место, а потом взял да и привязал к дереву… Зато он вытащил Шаркана из огненной избы. Правда, когда Тхери увидел, как огромный волк уносит его сына в лес, у него чуть сердце не разорвалось. Столько лет хранить первенца, прятать чуть не на краю света – и все равно потерять внезапно и страшно! Поистине боги безжалостны!
Однако потом, когда Тхери, немного придя в себя, устремился по следам чудовища в лес – может, еще не поздно?! – на звериной тропе его встретили двое. Сын, целый и невредимый, – и этот накх… И вот теперь Шаркан сидит, запертый, в землянке, а сам он, привязанный к сосне, ждет своей участи…
«Накх-оборотень! – все никак не мог привыкнуть кузнец. – Добро бы еще в змею превращался… Он же не лютвяг, чтобы волком оборачиваться!»
Накх покосился на него поверх миски:
– Скоро дыру во мне взглядом прожжешь, сакон!
– Зачем связал меня?
– Надо!
– Хоть мальца выпусти! Он без меня все равно никуда не уйдет…
– Не могу. Мне было сказано вас сторожить, я и сторожу. Скоро придет
Одна мысль о
– Твоя «богиня» же нынче супруга повелителя… Учай ее не отпустит.
– «Не отпустит»? По-твоему, ее кто-то способен остановить?
Тхери невольно подметил гордость, прозвучавшую в словах молодого накха, и подумал про себя: «Нашел чему радоваться, парень! Я тоже когда-то гордился, что она со мной. И готов был ей служить до последнего дыхания, и был счастлив этим… Пока не дошло, что не гордиться надо, а ноги уносить, пока жив…»
Накх вдруг встрепенулся, словно что-то услышал. Или учуял волчьим нюхом? Уж на что был бдителен Тхери, но вокруг определенно ничего не изменилось.
– Отойду-ка я кое-кого встретить, – сказал накх, вставая. – А ты пока здесь подожди…
– Да уж никуда не уйду, – язвительно отозвался кузнец.
– Ты постарайся. Я все равно вас отыщу, ты же понимаешь. Не для того я унес мальчишку, чтобы он опять к Учаю попал.
«Да уж ясно, для кого ты утащил Шаркана, цепной пес, и теперь глаз с него не сводишь», – подумал Тхери.