Черные крылья

– Ну и быстро же вы управились, – говорю я.

Миянгай о лима по тао, мо маран, кван да.

– Дядь, у молодых и старых разница в ловкости все-таки есть, – отвечают они.

Ка колала мо дзямен, мо маран, Кван на ни. Сьяман Пойопоян.

– Так что не надо нас недооценивать, дядь, – с легкой иронией в голосе произносит Сьяман Пойопоян.

Яна авакнохеп а, вакон камо рана манга-нако.

– Уже ночь, погребли-ка обратно, дети.

* * *

Шу… шу… – деревянное весло, вонзающееся в воду при гребле, издавало ритмичный шум. Но слышны были еще и частые всплески мелких волн, бьющихся о скалистый берег. Сьяман Кулалаен слушал, слушал, потом снова возвел глаза к звездному небу и подумал о том, что завтра будет ясная погода. Два племянника мерно гребли бок о бок с ним, ни разу не обогнав. Братья соблюдали этикет.

В то время как черная ночь, черная морская гладь, черные тени и черные злые духи соединялись в неразличимое целое, мерцание, испускаемое чешуей летучей рыбы в деревянной лодке, выглядело таким же красивым, как звездный свет. Издалека это мерцание, испускаемое всеми возвращающимися лодками, напоминало величественное шествие рыб-призраков, выступивших в поход. Словно невесомые, проносящиеся над поверхностью черного моря, все оттенки черного в бесчисленных мерцающих серебряных огнях внушали ощущение таинства и полного умиротворения. Тайна природы, безмятежность океана, когда он спокоен, в этот момент глубоко проникают в души мужчин, умеющих ловить рыбу в море.

В маленькой бухте острова Дзимагавуд раздавались удары беспорядочных волн о скалистые берега. Шумная, но упорядоченная мелодия с близкого расстояния стала сигналом тревоги для возвращающихся рыбаков. Плюх!.. – эхо раздавалось все отчетливее, время от времени превращаясь в шепот. Мужчины могли определить, что воды здесь бурные, со стремительными подводными течениями. К счастью, ночь была спокойной, и она сделала возвращение умеющих ловить рыбу мужчин благополучным. За исключением всплесков их весел и их дыхания, все оставалось так же тихо, как и всегда. В конце концов, эта акватория была тем самым местом, где жители селения Дзиратай бросили в море одного распоясавшегося холостяка. Его злой дух все еще творит здесь свои странные делишки. Каждый раз, проходя на лодке мимо этого места, людей пробирает дрожь, и они стараются быть осторожнее…

Сделав еще триста с лишним гребков, Сьяман Кулалаен, положившись на свой опыт, мог сказать, что сейчас они находятся как раз между большим и маленьким островами. Тогда он обратился к своим двум сильным племянникам:

Танпиявасан рана, макапья тамо рана манга-нако!

– Уже прошли то место, силы экономьте и гребите помедленнее, дети!

Братья сделали так, как велел дядя: стали загребать веслами медленнее. Когда они преодолели расстояние, равное четырем-пяти полям батата, шедший дальше от берега Сьяман Пойопоян вдруг перестал грести, будто что-то случилось. Поскольку ночь была черной, хоть глаз выколи, дядя и младший брат не заметили ничего странного, только с небольшого расстояния услышали тихий зов:

Маран!.. Ма…ран!..

– Дядя!.. Дя…дя!..

Затем снова раздался зов, коротко и настойчиво:

Маран!.. Ма…ран!..

– Дядя!.. Дя…дя!..

Дядя с младшим племянником остановились, послышался ответ:

И конго… манга-нако?

– Что такое… дети?

Акмеи ямиян со тао ямизезяк.

– Кажется, кто-то разговаривает.

Затем все трое перестали грести и обратились в слух, пытаясь определить, откуда доносится говор. Человек находился как будто бы недалеко, где-то позади них, рыбаки внимательно вслушивались, пытаясь определить по голосу, кто бы это мог быть. Когда сердца забились ровнее, братья расслышали слова:

Вакон камо рана, манга-нако!

– Дети, загребай!

Сино сирав ри? Квана Сьяман Дзьявехай.

– А кто они? – спросил Сьяман Дзьявехай.

Сьяпен Лавонас Канира мана ньяпо на, Сьяман Лавонас Кани Сьяман Мавомай.

– Сьяпен Лавонас и отцы внуков, Сьяман Лавонас и Сьяман Мавомай.

Сира мана Ньяпо та ри кани япен кехакай.

– О, так это отцы внуков и друг!

На Острове людей уже наступила ранняя весна: дует сильный весенний бриз, все живое пробуждается, океан завораживающе спокоен, и каждая жилка каждого мускула дышит жизненной энергией. Есть древняя поговорка, она описывает радость, которую приносит сезон летучей рыбы с февраля по июнь: «Тысячелетиями исполняемые напевы и радость истинной любви возвращаются каждый год в это время. Они передаются душами старших новорожденным младенцам, и поколение за поколением чувствует гордость от бурного течения жизни».

Когда Сьяман Кулалаен думает об этих словах на древнем языке, его душа всегда наполняется неизбывной радостью, готовой вот-вот хлынуть наружу. Сыновья его старшего брата рядом, справа и слева, теперь они уже выросли и унаследовали традиционные навыки, важные для промысла. Еще важнее то, что они оба здоровее и больше любят океан, чем их умерший отец. А Сьяману Кулалаену уже за семьдесят, но он не чувствует ни малейшей усталости даже после долгой гребли.

Он вспоминает.