Черные крылья Бога

Не было хихикающих вслед незнакомцам девиц.

Не было даже коротающих свои последние годы стариков.

Кто-то наводил порядок, влажными тряпками собирая с галерей рудничную пыль (Матвей объяснил, что это абсолютно необходимо, иначе пыль въестся в легкие, а это верная смерть для всех подземников), кто-то корпел в мастерских, что-то вытачивая.

Кто-то сидел над чертежами.

Женщины все поголовно что-то шили.

Был даже свой плавильный заводик и небольшая, работающая на добываемом здесь же угле электростанция.

Все это слегка напоминало муравейник.

Огромный подземный муравейник.

Но мы с Машей здесь были абсолютно чужими.

Во всей этой механике чувствовалось что-то уже явно не вполне человеческое.

А ведь живут.

И неплохо живут, надо отдать им должное.

…Зал стачкома являл собой нечто совершенно сюрреалистическое.

Гигантское помещение, залитое нервным светом закрепленных в стенах факелов (галереи, ведущие к залу, освещались вполне цивилизованным электричеством).

Колеблющиеся в переливающихся оттенках первобытного пламени алые полотнища, должные символизировать то ли подземный огонь, то ли стяги давно забытой Империи.

Три крытых такой же кумачовой материей длинных стола, расставленных буквой «П» с трибуной посредине.

И три золотых трона с высокими узорными спинками, стоящих напротив них на возвышении.

Перед возвышением в ряд стояли семь таких же узорных металлических кресел.

Судя по всему, из серебра и не таких массивных, как золотые.

Нас с Керном привели первыми и усадили во главе стола слуги, как я потом догадался – рабы из числа пленных.

Они же драили подземные галереи влажными тряпками.

В самом деле – зачем самим-то напрягаться?

И другие дела найдутся.

В стачкомах, например, заседать.

Если уж не полезнее, так наверняка приятнее.

Потом в зал молча зашли шахтеры: все как один в черных робах и металлических шлемах-касках с электрическими фонариками.

Без касок были только мы и еще трое довольно необычных персонажей в робах ослепительно-белого цвета. Вместо шлемов их головы охватывали стальные обручи с вплавленными гигантскими рубинами.

В руках они держали тяжелые резные деревянные посохи с массивным металлическим навершием.

Таким, если что, и убить можно, прикидываю.

Запросто…

Когда они вошли, а вошли они последними, чуть позже остальных, – зал встал.

Мы тоже.

В чужой монастырь со своим уставом…

Трое прошествовали на возвышение и важно уселись в свои кресла-троны.

Вот так-то.

А говорили – демократия.

На трибуну не спеша поднялся Никита:

– Уважаемый товарищ председатель, уважаемые сопредседатели…

Я протер глаза.

Такой травы, думаю, я еще не курил…

Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?

Протер еще раз.

Шахтеры вместе с их долбаным стачкомом никуда не делись.

Может, ущипнуть себя за задницу?

Побольней.

Боюсь, не поможет…

– На повестке дня сегодняшнего заседания объединенного стачкома Южного угольного разреза…

Сюр.

Чистый сюр.

Ладно, послушаем…

– …Таким образом, в связи с вышеизложенным, инициативная группа полагает проступок члена президиума бесчестьем, что наглядно подтверждается Священным судом Матери-Земли…

Мне очень хотелось курить.

Но чувствовал, что нельзя.

– …Данный вопрос не требует голосования. В связи с вышеизложенным, согласно Законам, Правде и Справедливости, президиум стачкома считается утратившим полномочия. Уважаемый товарищ председатель, уважаемые товарищи сопредседатели, уважаемые члены стачкома! Прошу подтвердить правоту вышесказанного прямым открытым голосованием.

«Бом-м-м» – седобородый председатель ударил металлическим навершием посоха в висящий рядом гонг:

– Товарищи члены стачкома, прошу голосовать. Счетной комиссии приступить к исполнению своих обязанностей. За? Против? Воздержавшиеся?..

Единогласно.

Мама моя дорогая!

– Товарищи члены стачкома! Нам предстоит избрать новый президиум. Подтверждаете ли вы полномочия председателя и сопредседателей?

Снова – лес рук.

Подтверждают…

– Единогласно. Жду ваших предложений в установленные регламентом сроки. Хочу напомнить некоторым особо горячим головам, что треть списка – за мной. Переходим к следующему вопросу. Секретарь, докладывайте…

Меня била крупная дрожь.

Подземелье.

Клаустрофобия.

Стачком.

Гномы, играющие в молодогвардейцев.

Молодогвардейцы, ставшие гномами.

Покалеченный мной, а потом изгнанный на верную смерть своими же братьями шахтер.

Кумачовые полотнища и чадящие факелы.

Электрические лампочки на касках.

Драгоценные самоцветы, вплавленные в стальные короны.

Обтянутая алым шелком трибуна с графином.

…Я потерял сознание.

Когда я очнулся, на меня лили воду.

Рядом седобородый председатель что-то втолковывал вожаку Крыльев.

Я попытался сфокусироваться.

Со зрением не получилось.

Слух же вроде бы вернулся.

Если все это, разумеется, не было галлюцинацией.

– …Это ничего, это у него нервная система хрупкая. Подземная болезнь. На волю его надо. Мы-то здесь, почитай, всегда, а он… Ничо, отойдет. Правда, ежели уж так случилось, то быстрей решать надо. Да наверх подымать бедолагу. А то может и умом тронуться, у нас такое бывало…

Умом трогаться отчаянно не хотелось.

Я приоткрыл глаза.

Мир немного повращался и замер.

– О, гляди-ка. Очнулся.