Черные крылья Ктулху — 2

— Люс, ты хорошо себя чувствуешь? Пошла б ты к себе в палатку, прилегла бы ненадолго.

— Это мое лицо, — громко повторила она. — Вы что, думаете, я собственного лица не узнаю?

— Боже мой, — охнула Анна Ласки, поднося пальцы к губам. — Боже мой.

Амундсон перевел взгляд на экран. Лицо уже почти полностью оформилось в оттенках серого цвета. Получился очень реалистичный портрет мужчины средних лет с коротко подстриженными волосами.

— Боже мой, — громче повторила Анна Ласки, попятившись от экрана.

— О господи, вот теперь и я вижу, — заявил Сайкс.

— Что ты видишь? — рявкнул Ласки. Он обернулся к жене. — Анна, что ты такое видишь?

— Это же мое лицо, — прошептала она. — Я не сразу его узнала, но… это мое лицо.

Ее муж вгляделся в изображение:

— Дорогая, это мужское лицо. Ты могла бы понять это хотя бы по бороде.

— Посмотрите еще раз, — еле слышно подсказал ему Сайкс. — Посмотрите повнимательнее.

Да что на них на всех нашло, гадал Амундсон. Они что, все разом спятили? Конечно, это мужское лицо — но гладко выбритое. И ощущается в нем нечто до боли знакомое.

— Профессор, вы сказали, что видите бороду? — уточнил Сайкс.

— Ну да, коротенькая такая, вроде моей.

— Я никакой бороды не вижу, — настаивал Сайкс.

— Что за чушь, — фыркнул Ласки. — Вот же она. Гани, ты-то ее видишь?

Монгол покачал головой. Он, как ни странно, молчал, но в его глазах плескался страх. Тот же самый страх, что отражался в лицах его соотечественников по другую сторону стола. В шатре воцарилось безмолвие.

— Это мое лицо, — невыразительным голосом промолвил Джозеф Ласки.

— Это все наши лица, — подвел итог Гани.

Амундсон уставился в экран. Его наконец-то осенило — как он только мог не заметить? Изображение на экране — это же его собственное лицо: он смотрит на самого себя глаза в глаза. Как будто в зеркало глядится или, скорее, как будто видит перед собою свою же собственную черно-белую фотографию. Зеркало меняет местами право и лево — он давным-давно привык видеть свое отражение именно таким. Вот поэтому он сразу себя и не узнал.

— Это никак не могут быть все наши лица сразу, — возразил он, и голос его прозвучал безжизненно даже для него самого. — Я не сканировал никого из нас. В любом случае изображение только одно — оно не может представлять собой все наши лица одновременно.

— Тем не менее это так, — промолвил Сайкс.

Один из монголов-землекопов залопотал на своем тарабарском языке, обращаясь к Гани; тот, судя по умиротворяющему тону, попытался его успокоить, но землекоп униматься не желал. Собравшись с духом, он стремительно обошел вокруг стола и уставился в монитор. На несколько секунд он словно окаменел. А затем завизжал и заорал что-то остальным землекопам. Гани тронул его рукой за плечо; монгол дернулся, словно его обожгло раскаленным железом. Попятился от монитора, не в состоянии оторвать глаз от изображения, пока не уперся спиной в стену шатра. От прикосновения брезентовой ткани его словно током ударило. Он душераздирающе завопил — и выбежал наружу. Остальные монголы-землекопы быстро последовали за ним; за столом остались только археологи.

— Должно же быть какое-то научное объяснение, — промолвил Амундсон, завороженно глядя в монитор.

— Массовая галлюцинация, — предположила Люс.

— Я сидел на ЛСД, я знаю, как это бывает, — помотал рыжей головой Долан. — Это не галлюцинация.

— Но как же возникает это изображение? — недоумевал Амундсон. — С какой стати оно разное для всех нас?

— Может, это вообще не изображение, — предположил Сайкс. — Может, это что-то такое, что создает образ в нашем сознании, пока мы на него смотрим.

Амундсон склонился над одним из устройств, расставленных на столе.

— Вы что делаете? — полюбопытствовал Сайкс.

— На принтер вывожу, — пробормотал инженер. — Хочу посмотреть, будет ли тот же эффект в распечатке, что и с монитора.

Секунда-другая — и принтер выплюнул черно-белую распечатку. Амундсон снял ее с приемного лотка и поднял повыше, на всеобщее обозрение. Археологи непроизвольно отпрянули на шаг.

— Это по-прежнему мое лицо, — промолвила Люс.

— И мое, — согласилась Анна.

— И мое тоже, — подтвердил Сайкс.

Амундсон глядел на коллег, с трудом сдерживая радостное возбуждение.

— Вы понимаете, что это значит?

Ответом ему были недоуменные взгляды.

— Это значит, что мы все прославимся.

5

Снаружи что-то загремело и загрохотало. Археологи разом отвлеклись от распечатки.

— Пойду гляну, что там такое, — сказал Гани, обращаясь к Ласки.

И вышел из палатки. Спустя минуту или около того послышались возбужденные крики на монгольском — и один-единственный выстрел. Все кинулись к выходу — как раз вовремя, чтобы увидеть, как три лагерных грузовика на полной скорости уносятся в пустыню, веером вздымая тучи пыли.

— Они забрали все наши грузовики, — потрясенно проговорила Люс.

Из коммуникационной палатки вывалился Гани. На его левом бедре расплывалось красное пятно.

— Эти подонки в него стреляли! — воскликнул Сайкс. Он кинулся к археологу и поддержал его, подхватив под руку.

— Они разбили рацию, — сообщил Гани начальнику экспедиции. В голосе его звенела боль. — Я не смог помешать им.