Я свернул на еще более узкую дорогу. Машина подскакивала на ухабах в облаке пыли, и я не без удовлетворения осознал, что никогда еще на моей памяти не забирался так далеко от человеческого жилища. Скоро дорога превратилась в усыпанную камнями едва видимую тропу, по которой непросто было проехать даже тому вездеходу, который я выбрал. Повсюду темнели заросли чапареля, и, хоть новизна пейзажей и вызвала во мне оживление, впервые с момента приезда в Нью-Мексико я начал подозревать, что за всем этим может таиться и нечто обманчивое. Но я все еще был очарован и не испытывал особого желания возвращаться в людные места.
Наконец дорога, которая к тому моменту уже превратилась в простую череду каменистых прогалин среди кактусов и мескитовых деревьев, стала совершенно непроезжей. Я остановил автомобиль, вышел из него и направился вперед в сумерки, внимательно глядя под ноги. Раз я остановился посмотреть на едва заметную в темноте гремучую змею, которая скользнула во мрак, и услышал характерный пугающий звук — словно в вечернем воздухе зашуршали сухой бумагой. В этих местах, несомненно, следовало соблюдать осторожность, и встреча со змеей послужила достаточным поводом для того, чтобы задуматься о возвращении.
Но я приметил кое-что в отдалении, и мне захотелось рассмотреть находку поближе. В ее очертаниях чувствовалось нечто знакомое, хотя уже стемнело и видно было плохо.
Осторожно переступая через змеиные норы и колючие заросли кактусов, я дошел до высокого стоячего камня, который тянулся вверх из песка и походил на палец, мрачно указывавший в темнеющее небо.
Я смотрел и не мог поверить, что это не причудливый сон, а несомненная явь. Этого просто не могло быть, но вот камень стоял передо мной. В угасающем вечернем свете еще можно было различить древние индейские петроглифы. Это, несомненно, и был тот зловещий монолит из снов, которые я видел в Провиденсе.
Теперь же Провиденс остался где-то невообразимо далеко, в другом, более рациональном мире. Господи всемогущий, передо мной предстало то самое место из сна.
Понятия не имею, сколько я простоял там не в силах оторвать взгляд от страшного камня, но потом до моего сознания дошло еще кое-что.
Звук. Под землей непрерывно гудело, словно играли на органе в нижнем регистре.
А потом — тот другой звук.
Я так и не понял, произнес ли эти два слога голос в моем мозгу, или они действительно прозвучали, вызвав физические колебания воздуха. Эти два слога — нет, лучше о них не задумываться.
А о случившемся позднее задумываться хоть сколько-нибудь долго не следует, тем более если я желаю сохранить остатки рассудка.
В неверном свете белесой луны, сияние которой начало проникать сквозь черные бегущие облака, мне показалось, что песчаная равнина, на которой я стоял, превратилась в… Как это объяснить? Она чуть углубилась и превратилась в изрезанную впадину, темная же линия горизонта, наоборот, чуть вздернулась. Вероятно, мое подсознание среагировало быстрее разума, потому что я немедля бросился прочь, надеясь, что бегу по направлению к автомобилю, которого не видно было от камня. Я спотыкался, падал навзничь, едва ощущая, как кактусы и каменистая земля раздирают мою одежду, падал, бежал, снова падал и снова бежал, пытаясь зажать уши, чтобы не слышать гудящие звуки, которые, по-видимому, становились все выше. Эти звуки складывались в приглушенное «Гваи-ти, Гави-ти». Они доносились из тех подземных пределов, о которых я не осмеливался думать.
Мне показалось, что огромная бездна разверзалась, чтобы поглотить меня, и стоит промедлить лишь мгновение — и будет поздно, я исчезну, и никто никогда не узнает, что со мною сталось. Все вокруг будто закружилось, распадаясь чудовищным калейдоскопом смазанных картин, — песок, камни, перекати-поле, и низкие рокочущие звуки, и хмурые небеса, а я бежал и бежал, задыхаясь в облаке поднятой пыли, и от ужаса не осмеливался оглянуться через плечо. Лишь когда я уже за рулем несся на бешеной скорости по пыльной каменистой дороге, мелькнуло в голове понимание: должно быть, я все же добрался до машины раньше, чем нечто, явившееся по мою душу, настигло свою добычу.
Остаток отпуска я провел, мрачно слоняясь по ярко освещенным и многолюдным улицам Альбукерке и Санта-Фе, а потом вернулся на самолете в Род-Айленд, в Провиденс.
Теперь, когда я прогуливаюсь по Бенефит-стрит и останавливаюсь полюбоваться изящным арочным окошком над дверью или понаблюдать за холеным серым котом, безмятежно вышагивающим по старинной, мощенной кирпичом аллее, я понимаю, что некий запредельный разум способен проникнуть через немыслимые бездны времени и пространства и добраться до неосторожного сновидца. И что бы ни говорили о снах, воображении или невозможности существования в природе всяких мифических существ вроде мерзостного, пожирающего людей бога Гваи-ти, теперь я знаю точно: однажды ночью в пустынных землях Нью-Мексико я был на волосок от гибели в алчной пасти первобытного чудовища из своих снов.
Метки
Джозеф С. Пулвер
Перевод Д. Кальницкой