Черные крылья Ктулху. Истории из вселенной Лавкрафта

— Неудивительно.

— Джина решила, ей все это кажется, и не стала говорить мне, чтобы я не подумал, будто у нее поехала крыша. Интересно, сколько людей… пережили нечто подобное и не стали никому рассказывать.

Вместо того чтобы утешить Першинга, эта мысль заставила его сердце сжаться от страха. «Мне почти семьдесят, я жил в глуши среди гризли и волков, месяцами бродил по захолустью с компасом и лопатой. После такого что может меня испугать?» Тоненький голосок отозвался фразой Слая из недавнего ночного кошмара: А то ты не знаешь?

— Надо подумать. Надеюсь, полиция разберется.

— Разберутся, куда денутся. Когда кому-нибудь полоснут ножом по горлу или забьют. А до тех пор будут отмахиваться от нас, как от кучки шизиков, и уходить в ближайшую пончиковую. Иногда по утрам лавка Джины набита копами так, словно у них там выездная конференция.

— Ванда хочет, чтобы я переехал к ней. Ну, мне так кажется.

— Это знак. Поживешь там, пока тут не устаканится.

Они прикончили сэндвичи и пиво, и Мел вернулся к себе, встречать Джину с работы. Першинг запер за ним дверь на задвижку. История о странной парочке тревожила его. Сейчас бы выпить чего-нибудь покрепче.

Свет моргнул и погас. Комната погрузилась в сумрак, только смутно белели окна. Ветер и дождь стихли.

— Батюшки, я думал, он никогда не уйдет.

Терри Уокер смотрел на него с верхнего дверного косяка, выгнув шею, словно заправский акробат, тогда как его тело расплывалось в темноте. Лицо было очень бледным. Терри причмокнул: казалось, ему трудно говорить, как будто рот забит кашей. Першинг не сразу понял почему. Темные кровяные ошметки стекали с губ Терри и шлепались на ковер.

— Привет, Перси.

— Ты жив, — сказал Першинг, поразившись спокойствию собственного голоса. Тем временем мозг кипел, напоминая ему, что он разговаривает с призраком.

— Как видишь.

За прошедшие годы Терри нисколько не изменился: чисто выбритый, рыжие завитки за ушами, бакенбарды по моде семидесятых.

— Это был ты? В вентиляции? Зачем ты пугал мою семью?

— Я проторчал тут целую неделю, не знал, чем себя занять. Не психуй, твоей родне нет до тебя никакого дела. А так, глядишь, появится возможность навестить их всех. Чтобы поняли, какой ты особенный.

Терри сморщил лицо в неприятной ухмылке и спрыгнул на пол, гибкий, как угорь. На нем была порыжевшая черная сутана.

— Вот черт. Похоже, ты прямиком с черной мессы. — Першинг истерически хихикнул.

Что-то в облике старого друга настораживало: количество суставов в пальцах и запястьях Терри явно превышало человеческое, как и количество шейных позвонков. Это не был тот Терри Уокер, которого Першинг знал, и в то же время до некоторой степени это был его старый друг, и от этого чувство нереальности происходящего усиливалось.

— Что ты здесь делаешь? Зачем вернулся? — спросил Першинг и тут же об этом пожалел — в улыбке Терри проступило дьявольское наслаждение.

— Обследую местность.

— Обследуешь местность? — Першинг по-новому оценил все грани значения этого словосочетания, его холодную безнадежность. Геодезическая съемка местности предшествовала разрушению старого порядка и утверждению нового, более живучего, способного к переменам.

— А что мне остается? Каждому приходится искать свою нишу во вселенной.

— На кого ты работаешь?

«Господи, пусть это будет ФБР, Министерство национальной безопасности, кто угодно!»

— Если что, налоги я заплатил и никогда не сотрудничал с американскими джихадистами. — Першинг из последних сил пытался шутить. — Ты же не собираешься доставить меня в Гуантанамо? Честное слово, я ничегошеньки не знаю.

— Миграция в процессе. Диаспора, если хочешь. Все идет, как… знаешь, когда количество достигает определенного предела, цифры уже неважны. Мы разрастаемся, словно плесень. — Во рту Терри чернели острые края, хотя это были не зубы. Язык пульсировал: росянка в луже крови. — Впрочем, не тревожься, землянин. Мы пришли с миром. — Он рассмеялся тоненьким голосом слабоумного ребенка. — Кроме того, мы предпочитаем жить в темных расселинах. Ваше солнце для нас пока слишком яркое. Возможно, позднее, по мере его угасания…

Дверь ванной скрипнула, и на пороге показалась женщина в черном платье.

— Привет, красавчик, я Глория, приятно познакомиться.

Ее плоть сияла как молоко в стакане, как сахар в стеклянной чашке.

— Он старше, чем я думала, — обратилась Глория к Терри.

— Но моложе, чем кажется. — Непроницаемые глаза Терри изучающе скользили по Першингу. — Городская жизнь не пошла тебе впрок, верно, дружище? — Он кивнул Глории. — Я заберу его. Моя очередь.

— Хорошо, милый. — Женщина прислонилась к мойке, не пытаясь скрыть скуку. — Надеюсь, хотя бы вопли будут.

— А когда их не было?

— Терри, прости меня, — сказал Першинг. — Тебя искали по всей округе. За две недели я облазил все окрестные холмы. Двести человек и собаки. Ты бы видел, что творилось. — Тайная рана открылась, и чувство вины и стыда захлестнуло Першинга. — Послушай, друг, я хотел спасти тебя. Я был совершенно раздавлен.

— Думаешь, я призрак? Как провинциально, дружище.