Черные кувшинки

— По словам Алины Малетра, она встречалась с Жеромом Морвалем раз пятнадцать. Одна из таких встреч и запечатлена на фото. Дело происходит в клубе «Зет», на улице Англе, в Париже, в Пятом округе. Ровно десять лет назад. Алине тогда было двадцать два года. Девушка она была общительная, у Морваля водились денежки, так что все шло отлично. До тех пор пока…

— Черт, говори громче!

— Пока Алина не забеременела!

— Что-о?

— Что слышали.

— И? Она сохранила маленького Морваля?

— Нет. Сделала аборт.

— Это точно?

— Это с ее слов. Но не думаю, что в свои двадцать два года она мечтала о судьбе матери-одиночки.

— Морваль знал?

— Да. Он оплатил операцию и устроил ее в больницу по знакомству.

— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали. У нас опять никакого мотива.

В трубке снова послышался посторонний шум. Издалека донеслось завывание сирены. Бенавидиш чуть помолчал и сказал:

— Если не считать того, что ребенку сегодня было бы лет десять-одиннадцать.

— Никакого ребенка не было. Она же сделала аборт.

— А вдруг?

— Никаких «вдруг», Сильвио.

— А если она врет?

— Тогда зачем она стала бы тебе рассказывать, что залетела?

Настало долгое молчание.

— Я все думаю про пятую любовницу, патрон, — наконец сказал Бенавидиш. Он больше не шептал. — Про ту пикантную сцену в гостиной Морвалей. Женщина в синем халате, которую мы пока так и не установили. Если бы нам удалось расшифровать цифры на обороте фотографий…

Послышался топот каблучков. Наверное, прибежала старшая медсестра и велела инспектору Бенавидишу прекратить безобразие.

— Блин, Сильвио. У меня из-за тебя весь сон слетел. — Он вздохнул: — Ладно, надо все-таки поспать. Не забудь, завтра встречаемся на рассвете. Попробуем пошарить на дне реки. Прихвати сачок.

ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ 22 мая 2010 года (Мельница «Шеневьер») ОСАДОК

46

Тот, кто строил мельницу, особенно донжон, наверняка держал в голове, что из окна пятого этажа сможет видеть все, что происходит в деревне. Можете называть его как угодно, сторожевой башней или наблюдательной вышкой, факт остается фактом: если не считать церковной колокольни, лучшей смотровой площадки не найдешь во всем Живерни.

Я вижу отсюда всю деревню, луг, простирающийся до самого Крапивного острова, ручей, сад Моне. Я прекрасно вижу место преступления. Можете не сомневаться: в этом театре у меня билет в лучшую ложу. Под театром я разумею убийство Жерома Морваля.

Сейчас я наблюдала за тем, как в ручье стояли, закатав по колено штаны, полицейские. Видок у них был мрачноватый. Даже заместитель главного начальника Бенавидиш влез в воду. На берегу остался только инспектор Серенак. С ним какой-то тип в очках и с кучей странных инструментов. Он поочередно опускал их в воду, а потом перекладывал поднятый со дна песок в выставленные в рядок на берегу контейнеры.

Нептун тоже там — куда же без него? Носится в зарослях папоротников, что-то вынюхивает. Этой собаке — главное, чтобы что-нибудь происходило, а уж он присоединится. Кроме того, он уже понял: инспектор Серенак неравнодушен к собакам и не скупится с ними на ласку.

Обратите внимание: я хоть и подсмеиваюсь, но скорее так, по привычке. На самом деле идея обыскать дно ручья не кажется мне такой уж глупой. Странно, что они раньше не сообразили. Вы, конечно, решите, что провинциальные сыщики — все как один тугодумы, но не спешите с выводами. Критиковать других легко. Не забывайте, что красавец инспектор, возглавляющий расследование, в последние дни отвлекался на совсем другие мысли. Я бы даже сказала, что, будь его воля, он с гораздо большим удовольствием исследовал бы совсем другие глубины… Но кто я такая, чтобы подшучивать над доблестным полицейским? Старая ведьма, которой даже не с кем поговорить. Потому-то я и торчу целыми днями у окна. Выглядываю из-за шторы и наблюдаю.

47

Три агента из Вернонского комиссариата методично, квадратный дециметр за квадратным дециметром, обшаривали дно ручья. Нельзя сказать, чтобы они так уж верили, что выловят что-нибудь существенное. Мэр Живерни говорил, что коммунальные службы чистят русло каждый месяц. «Это самое малое, — заявил он, — что мы можем сделать для скромного ручья, носящего гордое звание главной водной артерии французского импрессионизма. И мы это делаем!»

Мэр их не обманывал. Несмотря на все старания полицейских, их «улов» оказался весьма скромным. Пара размякших картонных коробок, банка из-под газировки, куриные кости…

И весь этот ерундовый мусор отправится на анализ в полицейскую лабораторию.

Сильвио Бенавидиш засыпал на ходу. Глаза у него слипались. «В подобном состоянии, — подумал он, — ничего не стоит навернуться и разбить себе голову. Даже если рана окажется несмертельной, ее может оказаться достаточно, чтобы человек потерял сознание и рухнул лицом в воду. И как следствие захлебнулся и утонул».