Черные люди

Бог послал нам удачу — ночью была гроза. Мы бросили ушат, убежали в лес… О, звериный нюх у этих московитов! Василий вдруг остановился. «Стой! Пахнет холодным дымом! — шептал он. — Где-то близко изба!» И под ливнем, в свете молний мы, верно, нашли пустую хижину. Распилили наши цепи к рассвету. Мы были свободны! Василий ходил по лесу, как вы ходите дома по вашей спальне. Выбрались мы на берег. Лил дождь, светало, и мы увидели на берегу нашу галеру, турок на ней не было, они прятались в кустах, а невдалеке от берега — два венецианских корабля. Два корабля! Два корабля!.. Джентльмены, я заплакал от счастья! Да, заплакал! Я обнял, я целовал безносого Василия…

«Эй, — смеялся московит, — ты баба, что ль? Плывем!» Мы доползли до моря, бросились в воду, поплыли. Турки заметили, да стрелять не смогли — порох-то был мокрый. Все-таки одна стрела попала московиту в задницу. Я хотел было ее вырвать. «Не тронь! — крикнул он. — Она с зазубриной! Плывем, друг, мы теперь свободны…» И уже на корабле, смеясь и плача от радости, он сам вырвал у себя стрелу… С кровью, с мясом…

Капитан Стронг налил себе стакан.

— Таковы московиты, джентльмены! Выпьемте же за здоровье моего друга, московита Василия, если он еще жив, а если умер — за его душу. Он спас меня из турецкого плена! Он показал, как надо любить свободу!

Купцы любезно подняли стаканы и, переглянувшись между собой, отхлебнули.

— Не думайте их покорить! Нет! — продолжал Стронг, ставя со стуком стакан на стол. — Сам господь бог не сможет ничего поделать с этим народом, уверяю вас!

Рассказ Стронга звучал в шуме ветра, в поскрипывании корабля, в разговорах купцов как утренняя песня. Купцы молчали, поглядывая друг на друга, постукивая пальцами о стол, подымая и опуская значительно брови.

Конечно, капитан Стронг отличный, надежный капитан… Это так. Но все-таки так перечить им, хозяевам?

Капитан Стронг поднялся, взглянул в окно и сделал пригласительный жест.

— Входим в реку, джентльмены! В Двину! Московитский лоцман подходит! — сказал он. — Скоро Архангельск!

И пошел на свой мостик.

Лесные дали без края и конца тянулись по реке справа и слева… Солнце вставало, низкие его лучи разгоняли туманы, еще бродившие по лугам. Высокое небо было в редких облаках, отливавших розовым и голубым жемчугом. Паруса «Счастливого предприятия» были полны ветром, и корабль скользил по спокойной воде.

Капитан Стронг стоял на мостике, широко расставив ноги в белых чулках, в башмаках с пряжками, вокруг него трое самоуверенных, гордых купцов в черных куртках и широких шляпах смотрели остро и зорко вперед, в ворота Московии. Над остриями лесных верхушек на высоком шпиле сверкало что-то серебряной искрой, горели купола, кресты… На рейде были видны корабли и с резкими криками кружили белые чайки.

На мачте в легком ветре вился флаг Англии.

Глава третья. Ворота в Московию

Корабль «Счастливое предприятие» подходил к Архангельскому городу. Миновали уже низкий остров Хабарку, обошли длинную Соломбальскую кошку[12] и самый остров Соломбалу, заставленный строящимися судами, заваленный лесом, тесом, бочками поташу. С левого борта над желтыми песками берега в спокойной воде струилось отражение стосаженной бревенчатой стены Гостиного двора с четырьмя башнями по углам. На высоком шпиле соседней башни горел на солнце большой серебряный орел.

Всякий раз, входя в порт, капитан Стронг волновался. Его охватывало хорошее, бодрое чувство уверенности, покоя; в этой суете на воде, в деятельности, в торговле открывалась какая-то дружественная сторона души другого народа, разговор здесь шел на общем свободном языке мира и взаимной выгоды. В- московитском порту шла такая же, как и всюду, мирная, деятельная, бодрая жизнь на берегу, на рейде, и широко крыл ее красивый звон утренних колоколов. Иностранные корабли заставили своими тушами реку против Гостиного двора, двоились в воде, блестели стеклами окон, медными частями, раззолоченной резьбой на корме. Высокие мачты с паутиной такелажей стояли безлистной рощей против бледного неба, на мачтах лениво свивались и развивались пестрые чужеземные флаги. Сквозь звон по тихой воде слышались голоса на разных языках, и всех слышнее были грубые немецкие слова, что выкрикивали друг другу боцманы двух кораблей, стоявших рядом. С берега доносился женский смех, звонкие удары вальков со старых портомоен, мерные крики грузчиков. На берегу против портомоен из окошек торговых бань валил дым и пар.

Между иноземных больших кораблей сновали, подваливали, отваливали лодьи, дощаники, насады, а то и просто плотики, на которых ловко плавали дрягиля-грузчики, что работали на царском жалованье. Шли дощаники на веслах, на парусах, а под самым берегом — на бичеве.