Черные люди (СИ)

Гарри не ответил, лишь молча зашуршал мантией, укладываясь в кресле. Гермиона повернулась на звук и просто глядела в темноту, сама не понимая, что она хочет там увидеть. Глаза уже почти свыклись с отсутствием света. Пока в гостиной были Гарри и Джинни, она не заостряла на этом внимание, но теперь, когда Джинни ушла, а звук мерного дыхания спящего Гарри смешался с шумом ливня за окном, осознание обрушилось на Гермиону словно гранитная глыба. Она уже могла различать в темноте очертания предметов. Она привыкла к отсутствию света, и теперь ее захлестнул страх того, что она и сама сольется с этим мраком, станет его частью, что мрак поглотит ее душу, как поглотил последние искры света, оставив лишь колючие молнии за окном. Гермиона принялась бродить по гостиной, ощупывая предметы, что попадались ей на пути, надеясь хоть чем-то занять руки – и мысли, только бы не думать. Она собрала осколки вазы, но восстанавливать не стала, а просто заставила их исчезнуть с помощью Эванеско. Не понимая, что она делает, Гермиона подошла к креслу, в котором обычно сидел Рон, облокотилась на его спинку и стала поглаживать обивку, совершенно не обращая внимания на то, что по щекам текут горячие, почти обжигающие слезы. Гермиона никогда раньше не замечала, что ткань обивки кресел была такой мягкой, что ворсинки так приятно могут гладить пальцы, что по краям спинки ворс более упругий, нежели ближе к ее центру, а в самой середине спинки ворса практически не осталось. Сколько поколений учащихся откидывали голову на эту спинку после тяжелого трудового дня – не сосчитать. Она точно помнила лишь одного. Того, кто сидел в этом кресле еще утром, устремив еще сонный взгляд в камин. Того, для кого она грела это кресло, читая книгу. Того, кого она ждала с тренировки. Пальцы нащупали какой-то волос на спинке, и Гермиона протянула его между пальцами. Длинный и непослушный, этот волос принадлежал ей самой. Она смахнула его на пол и вернула руки на спинку кресла, почти маниакально шаря по ней пальцами, сама не понимая до конца, что ищет. То ли домовые эльфы так хорошо выполняли свои обязанности, что проводили уборку не только по ночам, но еще и в то время, пока все на занятиях, то ли была другая причина, но Гермиона внезапно поняла, что она ищет. Чего она не находит на обивке кресла. Волос. Подсознательно она надеялась найти хоть один рыжий волосок. Зачем – она даже не задумывалась, почти в отчаянии шаря руками по спинке и не находя его. Гром, сотрясший окрестности и заставивший стекла жалобно дребезжать, словно отрезвил Гермиону, и она шарахнулась от кресла, будто бы оно могло ее обжечь. На улице сверкнуло так ярко, что Гермиона повернулась к окну, в неистовой, инстинктивной тяге к свету, к тому единственному источнику, что у нее остался.

За окном бушевала самая натуральная буря. Тучи были такими низкими, что, казалось, небо готовится обрушиться на Хогвартс. Черные, с темно-серыми прожилками, они казались сделанными из гранита, тяжелого и холодного, способного похоронить под своей массой их всех. Ветер, гулявший по окрестностям, можно было назвать скорее ураганом. Он гнул практически до земли вековые деревья Запретного леса, и они стонали под его напором. Те, что были уже не в силах гнуться, ломались с оглушительным треском, ничуть не уступавшим грохоту грома. Гермиона стояла у окна, она смотрела на лес издалека и сверху, но все же вздрогнула, когда практически на самой опушке леса переломилась пополам огромная ель и покатилась к Черному озеру. Гермиона проводила ее взглядом и зябко поежилась, когда ель обрушилась в воду, подняв фонтан брызг, которые на несколько мгновений рассеяли темно-серую дымку тумана, что клубилась над озером. Этот туман Гермионе совершенно не нравился. Он не просто стелился над озером. Он казался живым, он поворачивал в сторону замка, несмотря на боковой ветер, и он двигался. Движение его явно не зависело от ветра, он будто хищник, крался к замку, и Гермиона поняла, что теперь точно не сможет спать, пока не закончится этот жуткий дождь. Какое-то странное предчувствие обуяло ее. Казалось, стоит закрыть глаза, и этот туман укроет тебя своим антрацитовым саваном, выпьет из тебя все соки и превратит в тяжелую гранитно-черную тучу. Стоило только подумать об этом, как паника захлестывала с головой, вспенивалась на коже, толкала в спину, заставляла ноги подкашиваться, а руки – дрожать. Гермиона вцепилась в холодный камень стены, чтобы не упасть, и хотела отвести взгляд от окна, повернуться к стихии спиной, но не смогла, будто бы буря черно-серых красок загипнотизировала ее. Так она и смотрела на туман, что дюйм за дюймом сползал с озера, двигаясь к замку, медленно и неумолимо. Он закручивался внутри самого себя в маленькие вихри, и от них на непроницаемой угольно-черной глади озера появлялись небольшие воронки. Холодное липкое чувство враз поглотило Гермиону, она ощущала, что туман уже вползает в ее сердце, уже клубится там, хотя и не дошел еще до замка.