- Перестань паниковать, - бессмысленные слова, произнесенные дрожащим голосом, разбились на тысячи отголосков. Гермиона принялась шарить рукой по стене, не понимая сама, чего хочет этим добиться. Пальцы скользили по холодному, чуть влажному камню дюйм за дюймом, когда вдруг ощущение изменилось. Рука скользнула по камню и вдруг провалилась в нечто густое и вязкое. Оно было одновременно и обжигающим, словно пламя, и холодным, словно лед. Оно клубилось вокруг руки едва ощутимым облаком, оно стекало с пальцев тяжелыми липкими каплями, оно обволакивало, словно стремясь заковать в цепи. Оно ласкало кожу и одновременно впивалось в нее тысячами игл. Гермиона почувствовала, как что-то ползет по руке, подбирается к ее локтю. Она попыталась отойти, но камня стены не было, была лишь странная субстанция, которая не отпускала ее, не давал сделать и шагу, растворяя в себе, рассеивая все тело на миллиарды частиц и собирая его снова. Крик застыл в горле, так и не дойдя до связок. Глаза застилал туман, словно тьма вокруг могла стать еще темнее, еще непрогляднее. Уши словно залили водой, и сквозь эту воду она услышала удивленный возглас Джимми Пикса.
- Ай, Гермиона!
- Что, - губы пошевелились сами по себе, и звук ее голоса словно разорвал пелену вокруг нее. Под пальцами снова был холодный камень стены. И только сердце бешено колотилось в груди, не давая забыть о том, что еще миг назад все было иначе.
- Гермиона, меня как будто что-то кусает!
- Беги, - выдохнула Гермиона и сделала шаг. А за ним еще один. И еще.
И тьма отступила. Ноги сами искали дорогу к убежищу. Где-то за спиной послышался первый неуверенный шаг Джимми.
- Ну же, соберись! – громко сказала Гермиона, продолжая шагать. – Только начни двигаться – и оно тебя отпустит.
За спиной раздались еще два шага, затем на миг стихли, а потом вновь уверенно застучали по камню коридора подошвы тяжелых ботинок Джимми Пикса.
- Что это было? – спросил он где-то совсем недалеко.
- Я сама не знаю. Спроси у Малфоя. А лучше не спрашивай. Ни у меня, ни у него, - Гермиона вспомнила, что уже застряла один раз в темном коридоре ночью.
- С чего ты взяла, что надо просто идти?
- Но ты идешь! – она подавила в себе желание рассмеяться. – И пока ты идешь Джимми, тьма тебя не нагонит. Главное не останавливаться.
Уже в гостиной она попыталась рассмотреть свою руку в свете мерцавших за окном молний. Было ли это игрой света, или же пальцы левой руки действительно посерели – Гермионе думать не хотелось. Она забралась в кресло, обняла руками колени и принялась размышлять, старательно отгоняя сон. Благо, в голове было много мыслей. Так много, что их точно должно было хватить до утра.
========== Глава 11 ==========
До самого утра Гермиона не сомкнула глаз. Дело было вовсе не в предостережениях Малфоя или страхе перед тем, что за ними стояло. Вместо сна были размышления: о причинах обрушения башни Рейвенкло, о том, что МакГонагалл собралась эвакуировать всех студентов и почему-то о Малфое. Он, несомненно, знал больше, чем все в школе вместе взятые. Он знал о причинах дождя, знал, чем он грозит, знал чары, помогающие от него уберечься, умел их накладывать. Но он молчал. Гермиона понимала, что будь на месте Малфоя она или кто угодно другой, она бы уже давно дала руководству школы полную и исчерпывающую информацию о происходящем, поделилась бы всем, что ей известно. Малфой же подавал информацию дозировано, как будто забавляясь незнанием остальных, пытаясь всем что-то доказать и упиваясь собственным превосходством. Гермиона поняла бы его: сложно было быть хоть сколько-нибудь известным, когда в одной школе с тобой учится Гарри Поттер. И вот теперь, когда Гарри не стало, да еще и все знания были в руках Малфоя, тот словно отыгрывался за все те семь лет, что он провел на втором плане. Это невероятно раздражало. Хотелось выпытать из него информацию, выведать все, что известно ему. То ли от недостатка сна, то ли от злости на давнего недруга за то, что теперь они все от него зависят, за то, что она сама должна теперь быть с ним учтивой и практически вымаливать ответы на свои вопросы, Гермиона уже не считала Непростительные заклятия такими уж непростительными. Несмотря на всю свою напыщенность, Малфой был трусом. А значит, пара Круциатусов могла бы достаточно быстро развязать ему язык. Гермиона содрогнулась от собственных мыслей, ужаснувшись тому, какой жестокой сделали ее последние события.
«Прекрати, - сказала она сама себе, - да, он последний червяк, который не хочет помогать остальным, да еще и трус к тому же. Но прежде всего – он живой человек. Чем ты тогда лучше Лестрейнджей или Кэрроу? Ничем». Это помогло. Мысль о Круциатусах отступила. Подружиться с Малфоем тоже было не слишком хорошей идеей. По крайней мере, с точки зрения возможности ее претворения в жизнь. Он не шел на контакт, избегал всех – то ли от чувства собственного превосходства, то ли от чувства вины перед магическим сообществом.