— Ну да, видел, — кивнул он, понимая, что это не мираж, — боюсь, из-за вас меня уволят.
— Почему? Вы очень хорошо получились! Эти фотографии даже напечатали в Мехико!
— Ну я и говорю… Нам запрещено общаться с прессой.
Чиланья улыбнулась, а Ранхель снова окинул ее взглядом. Ему показалось, что под ее враждебностью затеплился огонек симпатии. Что-то определенно изменилось между ними, и эта перемена ощущалась в самом воздухе. Пока они молча переглядывались, подошел дружок Чиланьи — «Джексон Файв», как его обозвал Ранхель.
— Как дела, босс? Благодаря нам вы прославились.
Черт, откуда он взялся, этот волосатик?
— Сеньор Ранхель, познакомьтесь, это мой коллега Джон Гурреро, — сказала Чиланья.
— Рад познакомиться, лейтенант. Мариана говорит, что вы единственный честный коп во всей полиции.
— Ах, это вы, значит, Джонни Гурреро? — Ранхель отдернул руку. — Из штата Чиуауа?
— Да, из Чиуауа, да, — ответил Джонни, нисколько не смущаясь его неласковой встречей.
— А у вас есть понятие о профессиональной этике? Почему вы позволяете себе шпионить за нами? Как, по-вашему, мы должны арестовать преступника, если вы вываливаете в газеты все, что вам удается о нас разузнать?
— Граждане имеют право получать достоверную информацию, — улыбнулся журналист.
— Имеют, — кивнул Ранхель, — до той поры, пока информация не несет вреда обществу в целом.
— Это фашистский аргумент, — заметил Джонни.
— Вовсе нет. Представьте себя на моем месте. Каждый раз, когда вы что-то публикуете, шансы на поимку преступника сокращаются.
— А вы вместо того, чтобы злиться, дайте нам интервью и расскажите, что можно публиковать, а что нет. Мы могли бы поместить беседу с вами в «Просеко». У Марианы там есть контакты.
Вообще, Ранхель редко читал газеты, но даже он знал, что «Просеко» — это издание левого толка, критикующее коррупцию. Джонни, воспользовавшись его заминкой, спросил:
— Разрешите, мы к вам присядем?
А девушка улыбнулась ему второй раз в жизни. Она была красивая, с золотистым загаром, и когда она наклонилась, ее рубашка чуть не лопнула от тяжести налившихся грудей. Ранхелю это неожиданно понравилось.
Пока он был занят этими интересными наблюдениями, к их столику подскочил сеньор Исаак Кляйн.
— Что будете заказывать?
— Фруктовый коктейль, — сказала Чиланья, едва заглянув в меню. — Который час, кстати? Можно было бы устроить ланч. Но у вас, наверное, нет ни сои, ни шпината, ни пшеничных проростков?
— Нет, сеньорита. У нас готовят бобы, мясо, тортилью. Блюдо дня — чилакили с вяленой говяжьей колбасой.
— А без мяса есть что-нибудь? Салат?
— Есть севиче.
— Такой же, как месяц назад? — поинтересовался Джонни. — Тогда рыба была настолько жесткая, что я не мог ее жевать.
— Нет, значит, салатов?
— Нет! — Исаак Кляйн обиделся и отошел.
Джонни сердито взглянул на девушку.
— Что, опять? Ты до сих пор не поняла, что тут это запрещено? Можешь критиковать все что угодно — правительство, погоду, взяточничество, нефть на пляже, отсутствие кинотеатров, наконец, но только не местную кухню! Еда — это святое. В этом городе тот, кто отказывается от тарелки позоле или сакауиль, наносит хозяину смертельное оскорбление. Я знаю такие семьи, где муж и жена готовы развестись из-за энчилады. Тут принято поглощать пищу в огромных количествах, щедро приправленную специями, а кто этого не делает, тот извращенец. Стоит один раз попросить салат из овощей — тебе этого никогда не простят. Короче, ты оскорбила владельца этого заведения самым подлым образом, ты плюнула ему в душу, ты высмеяла его мировоззрение. Верно я говорю, лейтенант?
«Ну и мерзавец», — подумал Винсенте, но вслух ничего не сказал. Спрятавшись за темными очками, он продолжал с восхищением рассматривать девушку.
— Слушай, Джонни, — вдруг заметила Чиланья, — тут ребята из «Алармы»!
Они обернулись и увидели, как мимо проезжает фургон с логотипом самой «желтой» газеты во всей стране.
— Черт! — воскликнул Ранхель. — Принесла их нелегкая!
— А вы знаете, сколько они платят за информацию? Сто долларов стоит у них один «жареный» факт. И люди готовы раздеться перед ними донага. Что бы ни случилось, где бы ни случилось, выкладывают всю подноготную, только деньги давай.
— Сто долларов за один факт? — покачала головой Чиланья.
— Да, это для них не проблема, потому что газета расходится тиражом в миллион экземпляров в неделю. Так что, босс, пользуйтесь возможностью поговорить с нами, как с представителями объективной журналистики, и сделать благое дело для своего города. Кстати, если вы не знакомы — это племянница знаменитого Хулио Шреера, публикует фотографии в «Процесо».
— Эй, что за намеки? Они печатают мои снимки потому, что я хороший фотограф, а не благодаря родственным связям. — Ее глаза сердито блеснули, и в тот же миг Ранхель с изумлением ощутил, что ее нога под столом трется о его колено. Ах, что это? Неужели она нарочно?
Напрасно Джонни пытался разговорить его. Ранхель отвечал только «да» или «нет», поскольку его внимание было поглощено девушкой, которая смотрела на него и улыбалась все заманчивее.
Наконец Джонни поднялся.
— Идем, Мариана, это не тот человек.