Черные орхидеи (сборник)

– А знаете, почему вы стали на меня кричать? – продолжил Вульф, обращаясь к Шэтаку. – До вас наконец стало доходить, что сейчас вы сражаетесь за свою жизнь. У себя в кабинете я проделал с вами достаточно подлый трюк. Сперва вы увидели у меня на столе гранату. Затем я вам сказал, что сержант Брюс, считавшая, что я угрожаю ее безопасности, провела у меня в кабинете семь минут, после чего ушла, а граната исчезла. Естественно, в этот момент вы во всех подробностях вспомнили, что вы сами накануне проделали с точно такой же гранатой. Ни о чем другом вы просто не могли подумать. Когда майор Гудвин начал один за другим выдвигать ящики стола, вы испугались, что в одном из них может быть ловушка, и невольно потеряли над собой контроль. А потом я велел ему открыть чемодан: жалко, что в тот момент вы не могли видеть себя со стороны. Вот это было зрелище! Даже если бы вы заорали и бросились из комнаты наутек, и то не получилось бы красноречивей… – Тут машину подбросило, и Вульф возмущенно поинтересовался: – Арчи, ты что, не видел ту яму?! – Затем он вновь обратился к политику: – Так вот, вам, разумеется, хочется выяснить, много ли я знаю. А также много ли знает генерал Карпентер. Я вам этого не скажу. Вы сели в машину, намереваясь меня обыграть, в расчете на то, что окажетесь умнее. Даже и не пытайтесь. Если бы мы оказались на равных, то тогда сложно сказать, чем бы закончилось дело. Но мы играем не на равных. Я свободен, и мне ничего не угрожает. Вы же обречены: загнаны в угол и лишены свободы маневра.

– Хотите нести околесицу дальше? Валяйте, – бросил Шэтак.

Мы въехали в Ван-Кортландт-парк.

– Если человек подлец и негодяй, то он вовсе не обязательно одновременно и дурак, – пропустив слова политика мимо ушей, изрек Вульф. – Вы прекрасно знаете, мистер Шэтак, что есть масса высокопоставленных лиц, в том числе и вашего уровня, которым неведомы ни стыд, ни совесть, однако они при этом доживают до седых волос и, умирая в своих постелях, окруженные всеобщим почетом и уважением, жалеют лишь об одном – что не прочтут о себе некрологов, в которых им будут петь панегирики. И вы тоже вполне могли стать одним из таких людей. У вас прекрасная репутация, которую вы заработали, оказывая услуги богатым и влиятельным людям, когда покрывали их незаконную деятельность. Вы вполне могли добиться всего того, чего хотели и о чем мечтали.

Но вам не повезло. Судьба свела вас со мной. Я обладаю двумя талантами. Во-первых, изобретательностью. Сегодня я пустил этот талант в ход, и в результате вы сейчас сидите со мной в машине. Второй мой талант – упорство. Я решил, что в этом деле проще всего поставить точку, спровадив вас на тот свет. Я рассчитываю на то, что вы со мной согласитесь. Ежели нет, если вы попытаетесь сражаться дальше – вам конец. В данный момент мы не располагаем достаточным количеством улик, чтобы осудить вас за убийство полковника Райдера. Возможно, мы их так никогда и не соберем. Однако у нас вполне достаточно доказательств, чтобы выдвинуть против вас обвинение в убийстве и отдать вас под суд. Я лично об этом позабочусь. Если суд вас оправдает, я не стану сидеть сложа руки. Я ни на секунду не остановлюсь. Не будем также забывать об убийстве капитана Кросса. Вы наверняка наследили, когда тайком передавали промышленные секреты, которые были доверены нашим вооруженным силам ради того, чтобы одержать победу в войне.

Теперь я знаю, кто вы такой и где следует искать. Как вы думаете, сколько времени у меня уйдет на то, чтобы отстранить вас от должности, отдать под суд и добиться обвинительного заключения? Неделя? Месяц? Год? А как насчет ваших подельников? Как они себя поведут, когда поймут, что вас вот-вот настигнет расплата? Да, вы позаботились о том, чтобы полковник Райдер уже никогда не смог дать показания против вас, но ведь кроме него есть и другие. Как насчет них, мистер Шэтак? Вы доверяете им больше, чем своему старому другу Райдеру? А если мы возьмем их в оборот? Что, если они расколются? Сами понимаете, всех их вам не перебить.

Шэтак уже больше не смотрел на собеседника. Политик по-прежнему сидел, повернувшись лицом к Вульфу, но уголком глаза я заметил, что его взгляд устремлен мимо моего подбородка, куда-то в окно.

– Арчи, останови машину, – распорядился Вульф.

Я свернул на поросшую травой обочину и затормозил. Мы заехали в дальнюю часть парка, куда по рабочим дням не забредала ни одна живая душа. По левую руку от нас уходил вниз поросший лесом склон, а справа раскинулся плавно забирающий вверх луг, местами поросший деревьями. Если бы добавить к пейзажу еще стадо коров, возникло бы впечатление, что мы забрались в какую-то глухомань в Вермонте.

– Тропа заканчивается тупиком? – спросил Вульф.

– Нет, – ответил я, – она идет по холму и выходит на северную аллею, которая потом сворачивает на восток.

– Тогда вылезай, пожалуйста, из машины.

Я вылез. Вульф вручил мне гранату.

– На! – Он показал мне пальцем на склон справа: там на лугу росло большое дерево. – Положи гранату под дерево. Прямо у ствола.

– Что, прямо на землю?

– Да.