Черные паруса

Один выстрел, один разряд нашей кормовой гаусс-пушки. Я представила себе, как снаряд уносится прочь, проваливаясь в пространство, имея два варианта судьбы. Он либо пролетит мимо катера, либо попадет. Третьего не дано. Я могла только надеяться, что выстрел предупреждающий, или пристрелочный, или неточный из-за ошибки Паладина. Но, наверное, в глубине души знала, что надежде не суждено сбыться.

Я попыталась закрыть свой разум от Часко, утаить от него знание того, что должно произойти.

Это никуда не годится, Адрана. Либо я слишком хорош в этой игре, либо у тебя слишком прозрачный ум.

Тогда ты знаешь.

Да – и полагаю, что должен поблагодарить за эту последнюю любезность, за то, что ты не желала мне…

Наступила короткая пауза. Поток рациональных мыслей прекратился. Но разум Часко все еще был связан с моим через череп. Я напряглась, зная, что сейчас произойдет. Но я была не в силах защитить себя от этого, как была не в силах и защитить Часко от его неминуемой гибели.

Затем до меня долетел его крик.

Есть много способов умереть в космосе, и некоторые из них – благодаря безболезненности или быстроте – почти милосердны. Но смерть на корабле, попавшем под мощный и точный выстрел, вовсе не обязана быть милосердной. То, что достигло моего сознания через этот древний канал из чужеродных останков и неживой технологии, было чудовищной агонией, не сравнимой ни с чем, что я когда-либо испытывала в комнате костей. Я хотела выдернуть штекер из черепа, не дожидаясь, когда этот крик разорвет мою душу в клочья, но была недостаточно быстра. Я не была достаточно быстра и для того, чтобы сдернуть с головы нейронную корону и швырнуть ее в стену.

Крик все усиливался. И когда я почувствовала, что в моем мире больше нет ничего, кроме этого крика, и что он будет нарастать и множиться, пока не останется места для здравых мыслей, для моего собственного чувства бытия, для памяти о том, кем я была раньше или что привело меня к этому моменту, череп раскололся на две половины, и мигальная материя умерла в нем, как последние слабые проблески цивилизации. И Часко исчез.

Глава 23

Костяная тишина.

Вот что значит больше не иметь черепа. Комната костей из самого ценного места на корабле – третьего глаза, с помощью которого он получал и передавал информацию, способную вознести или уничтожить экипаж и его судьбу, – превратилась в объем бесполезной пустоты, в глазницу без зрака. Рядом с ней я старалась не задерживаться… и даже не помышляла о том, чтобы войти.

Когда череп сломался, показалось, что какая-то часть умирающего разума Часко просочилась в комнату костей. Такое чувство, что она там даже сейчас, утратившая тело, в которое могла бы вернуться. Я понимала, что это иррациональное ощущение, но от этого понимания оно не ослабевало. Я не решилась бы войти туда даже для того, чтобы убедиться, что череп и впрямь разрушен. К счастью, мне и не пришлось. Фура взяла эту задачу на себя, и хотя вряд ли ей нравилось находиться в комнате костей больше, чем мне, она тщательно проверила все входные гнезда, а потом сообщила, что череп совершенно бесполезен.

Если прежде нам желательно было действовать бесшумно, то теперь не осталось другого выбора. Мы ослепли. Оставался трещальник в катере, позволявший перехватывать весь гражданский и коммерческий информационный обмен Собрания, но ничего такого, что имело бы прямое отношение к нашему затруднительному положению, не могло передаваться этими средствами. У нас не было возможности выйти в эфир, не выдав своего местоположения, и даже подметалой пользоваться было бы слишком рискованно.

И мы бежали, бежали…

Мы снова повернули возле поглотителя, но в этот раз никто не кусал нас за пятки, и, когда мы ложились на новый курс, я уже была уверена, что погоня за нами невозможна.

И я не ошиблась. Мы бдительно несли вахту в обзорной рубке, и не было ни малейшей парусной вспышки. Впрочем, на самом деле только у катера был шанс нас догнать. Мы были быстры и темны, и хотя наши трюмы все еще полнились пистолями и другими сокровищами, поворот дался нам легко.

Мы долго плавали между мирами и шарльерами, и все, кроме наших новых товарищей, привыкли переносить томительные недели, когда заняться было почти нечем. По крайней мере, в полете между Грохотуном и Колесом Стриззарди хватало хлопот с маскировкой обводов нашего корабля, но эта работа была давно закончена и все, что у нас осталось, – однообразная будничная служба. Дежурства в обзорной рубке, тренировки с оружием, готовка и стирка, шитье и штопка, навигационные вычисления и перекрестные проверки, обучение и чтение. Надевай скафандр, снимай скафандр, повторяй до тех пор, пока не сможешь проделать это во сне. Мы ели, пили, спали, травили байки, играли в игры и старались лишний раз не мотать друг другу нервы. Но все равно оставалось слишком много свободных часов.