Черные перья. Работа для гробовщика

– А меня оно не покидает. – Филлида сама перешла на шепот, и, вероятно, впервые в жизни эта ее причуда не была призвана произвести театральный эффект. – Ты ведь помнишь Долли?

Фрэнсис смотрела на нее с разочарованием. Если бы Филлида подобным образом решила оплакать смерть Роберта, ее слова можно было выносить спокойно, но осознание, что она охвачена романтическим возбуждением, вызывало отвращение и неловкость.

– Да, конечно, – сухо произнесла Фрэнсис.

– Я помню о нем все. – Ее голос звучал хрипло, и она понизила его настолько, что он стал едва разборчивым. – Он обладал такой силой, Фрэнсис, невероятной силой! И завтра он уже будет здесь. После похорон отзвонят колокола, донесется шепот и шаги из коридора, а он будет тут.

Фрэнсис с трудом поднялась.

– Ложись в постель. Прими аспирин и постарайся поспать. Ты доведешь себя до безумия, дорогая. Ты и так уже истощена.

Но Филлида не слушала. Ее лицо выглядело отталкивающим при ярком электрическом свете.

– Мне страшно! – внезапно выпалила она. – Я ничего не могу понять, Фрэнсис. Как ты считаешь, Дэвид мог продолжать любить меня на протяжении всех этих лет?

– Дэвид?

– Да. Он же был влюблен в меня когда-то. А я обошлась с ним пренебрежительно. Но некоторым мужчинам даже нравится, если ими пренебрегают. Они начинают по-своему уважать тебя и запоминают на всю жизнь. А если он относится к тому типу людей, которые скрывают свою сентиментальность, то мог… Нет, это было бы ужасно. Что же мне делать? Что, черт возьми, мне теперь делать?

– Перестать беспокоиться. – Фрэнсис знала, что дает жестокий совет, но другого она не знала.

Филлида покачала головой:

– Здесь речь не просто о беспокойстве. Предположим, Дэвид как-то выяснил, что Долли спасется. Вообразим, он обладает даром предвидения. Допустим, Роберт рассказал ему то, о чем рассказал мне. – Последняя фраза явно испугала ее, потому что она прикрыла рот ладонью. – Нет, я тебе ничего не говорила! – Ее тон сделался по-детски истеричным: – Не говорила! А ты не слышала!

Фрэнсис позвонила в колокольчик.

– Я позову сюда Доротею, и мы вместе уложим тебя в постель. Ты постараешься заснуть. Это лучшее, что можно сделать. Ты сойдешь с ума, если продолжишь в том же духе.

– Так ты не поверила мне?

– Как ты и утверждала сама, я вообще ничего не слышала. Хочешь принять ванну? Я могу приготовить ее для тебя.

Филлида продолжала рыдать, когда они заставили ее лечь, и старая Доротея посидела рядом, пока хозяйка не уснула. Утром, к огромному облегчению и удивлению всех в доме, Филлида успокоилась. Она рано спустилась вниз, внимательно оглядела цветы и даже промолчала, когда в ее присутствии залилась слезами миссис Сэндерсон. Тем утром Фрэнсис впервые увидела ее замершей перед внушительных размеров венком, присланным служащими галереи. Она стояла с высоко поднятой головой, а в ее глазах не отражалось никаких эмоций.

Похороны стали тем невероятным, но живописным кошмарным сном, какие иногда происходят наяву и служат напоминанием, что в мире не существует абсурда, который не может случиться в реальной жизни. Взять хотя бы тот же ветер. Он приобрел почти ураганную мощь, хотя продолжал налетать неожиданными порывами. Ветер неудержимо кружился по площади, мучая и почти ослепляя людей, норовя сорвать с голов шляпы и задрать женщинам юбки, заставляя беспокойно ржать лошадей, приводя в беспорядок цветы. Вполне в характере Габриэллы было настоять именно на конном катафалке. Ни один похоронный автомобиль не в состоянии придать церемонии мрачной торжественности шестерки чалых коней с серебряной упряжью и с черными плюмажами, не говоря уже о звучном перестуке подков. Плюмажи стали личной инициативой владельца похоронного бюро. Это был пожилой мужчина, умевший распознать с первого взгляда достойную представительницу Викторианской эпохи. И он искренне сожалел о том, что постепенно уходила в прошлое помпезная роскошь, какой надлежало окружать любую смерть. В этот раз украшения из перьев на конских головах вновь обрели право на существование, и, пожалуй, впервые за послевоенное время жители Лондона получили возможность понять, как должно быть обставлено настоящее погребение. Плюмажи гордо высились не только поверх голов коней, но и на крыше катафалка, где их закрепили в специальных серебряных гнездах. Раскачиваясь под порывами ветра, черные перья напоминали пучки гигантских пальмовых листьев. Ветер заставлял их трепетать еще более красиво и триумфально. Катафалк ожидал напротив окон столовой, где Роберт Мадригал возлежал в ожидании последнего визита друзей.