Черные подковы

Дубинкин все понял грамотно, потому что в девять утра следующего дня он стоял под дверью начальника таможни с таможенной декларацией пассажира, бланком свидетельства на право вывоза культурных ценностей и описанием к нему. Гордеев пожал руку земляку, забрал бумаги и сел их изучать. Через пять минут он отбросил их на стол и откинулся в кресле.

– Ну что? – спросил сидевший напротив с красными глазами Сергей.

– Да вроде все нормально, – Виктор скривил губы. – Если кто и получит по башке, так этот эксперт. Там никаких данных про изумруды и прочие брильянты нет, написано просто «камни». А мы не эксперты. И на остальное он тоже дал добро на вывоз. Вот пусть с него и спрашивают. Если он еще работает, свалил уже, наверно… Ладно, дуй на смену, а я буду ответ мастырить.

Ответ был почти готов, когда зазвенел интерком.

– Виктор Семенович, управление, что-то срочное, судя по голосу, – пропищала секретарша.

– Так соединяй, если срочное, – гаркнул Гордеев. «Вот дура, нет, чтоб сразу перенаправить, так еще свое вставляет… Надо поменять».

– Слушаю, Гордеев.

– Это Мостовков, приветствую. Пулей к нам.

– А что…

– Воронков вчера помер. Подробности на месте. Жду.

Глава 45

Народу в коридорах управления было на удивление мало. Видимо, всем сказали сидеть по кабинетам и не высовывать нос. В приемной было чуть люднее. Видимо, ждали только Гордеева, потому как, увидев его, Мостовков сказал:

– Теперь все в сборе. Заходите в кабинет начальника и располагайтесь, сейчас начнем.

Виктор обратил внимание, что из начальников таможен был только он один. Что ж, понятно, что иногородние руководители не успели приехать, но где Беркина? Где руководство оперативников? Одни местные замы и руководители отделов управления – и он, Гордеев. Странно…

Тем временем Мостовков вкратце зачитал имеющуюся информацию: об областной больнице, о тяжелом состоянии, о том, что не выдержало сердце. «…Похороны в родном городе, здесь никаких мероприятий не предусмотрено, разве что в фойе будет выставлена траурная фотография, а рядом будет находиться книга прощания». Присутствующие забурчали:

– Так что, даже не попрощаемся?

– Нет, – резанул Мостовков. – Родственники решили именно так.

Он произнес еще несколько фраз: про то, что будет исполнять обязанности, как первый зам, до решения Москвы; про то, кто за что ответственный; про то, чтобы следили за подчиненными – не следует допускать различных нехороших разговоров на деликатную тему. На этом собрание завершилось. Гордеев тоже встал и пошел на выход, но Мостовков его задержал:

– Погоди минуту, разговор есть.

Они вышли вслед за всеми, закрыв двери, и перешли в кабинет напротив – к Мостовкову.

– Садись, – Мостовков снял и протер очки. – Теперь начнется дурдом. Второй начальник управления на моей памяти помирает. Опять поставят какого-нибудь пентюха, с которым надо будет выстраивать отношения…

– А тебя не утвердят? – поинтересовался Виктор.

– Сейчас нет, – помотал головой собеседник. – Звонили уже, по разговору все ясно стало с первых слов. Да и ладно, господи, переживем.

Гордеев не был уверен в том, что Мостовков совсем не хотел занять освободившееся место. Все-таки здоровый карьеризм присущ любому нормальному человеку. Но Виктор спросил не об этом.

– Ты о чем-то хотел поговорить…

– Да, в общем, – первый зам надел очки, – больше хотел душу излить. Коньяк будешь?

«Воронков с этого же начинал…» Но отказываться Гордеев не стал – он никогда не отказывал руководству. А с Мостовковым еще работать и работать. Тем временем тот достал из маленького шкафчика бутылку «Курвуазье», а из холодильника – два бокала и нарезанный лимон. Помянули, не чокаясь. Теплый коньяк было приятно пить из холодного бокала, раньше Виктор никогда так не выпивал и сделал себе зарубку в памяти: надо хранить посуду для выпивки в холодильнике!

– Момент первый, – начал Мостовков, – по Воронкову. Думаю, ты понял, что сердце у него не просто так отказало.

– Алкоголь? – выдвинул версию Гордеев.

– Не только. Заметил, что Беркиной нет?

Виктор кивнул.

– На больничный ушла. Подсадила она его на сауну эту. Он не молод, но как тут отказаться? Помнишь наш с тобой разговор? Вот-вот. Довела мужика, я тебе говорю. Свои цели были. Его наверняка с сауны и увезли в больничку-то. Это, конечно, мои мысли, но сам считай: сегодня среда, в больнице он был три дня, а в выходные он часто в сауне бывал. В больнице же какое-то время находился в сознании, насколько мы узнавали, жена там у него была. Видела она там Беркину, не видела, говорил он ей что-то перед смертью – не знаю. Но на таможню родственники злые – слов не подобрать. Видимо, что-то узнали… или раньше знали. А тут такое. Давай бокал.

– Так это поэтому они не дали попрощаться? – вскинул брови Гордеев.

– Думаю, да. Не просто же так они на нас осерчали. Ну, земля ему пухом… – Они отпили по чуть-чуть. Мостовков продолжил: – Думаю, это не самый плохой руководитель был. Поэтому момент второй: что ты думаешь, если мы таможню назовем его именем?

– Городскую?

– Зачем? Вашу.

Гордеев поперхнулся.

– А нашу-то с чего?

Мостовков уставился на него, как на ребенка.