Черные руны судьбы

– Да, теперь понятное дело, зачем тебе к Тиэлле надо, – сказал он, улыбаясь, не злорадно, а вроде бы даже сочувственно. – Я слышал, что там есть целебный источник, вроде бы сам Урд его благословил тыщи лет назад.

– Нет, божья срань… – прохрипел наемник. – Сейчас я… поколочу тебя…

– А зачем? Я тебя и так с собой возьму. Завтра на рассвете у Восходных ворот.

Халльвард ощутил желание схватить меч и воткнуть его в брюхо гному… или провалиться сквозь землю. Разрешение присоединиться к каравану он получил не силой и доблестью, не деньгами, что добыты той же доблестью.

Нет, его просто пожалели!

Лучше сдохнуть, чем принять чужую подачку, признаться в том, что Халльвард ее достоин!

– Я не поеду… – выдавил он, с трудом шевеля непослушными губами.

– Э, какой гордый, почти как я, – Рацибуж усмехнулся. – … Но гордость свою засунь поглубже в… выработанный штрек, понял? – он отвернулся и махнул рукой. – Немедленно сюда пива, того, что на белене настояно, оно кого хошь в чувство приведет!

Халльвард закрыл глаза… похоже, унижение продлится еще долго.

По крайней мере, до тех пор, пока у него не будет достаточно сил, чтобы уйти отсюда.

4. Вторая. Башня

Солнце взошло, и Нейли начала отогреваться, а еще поняла, что двигается чуть севернее востока.

Попыталась вспомнить, что находится в той стороне – то ли граница королевства Тегара, то ли лес, где людей встретить труднее, чем медведей, и где, если верить рассказам Хникара, обитают фэйри с дриадами. Сумев пройти через их владения, окажешься в землях эльфов, скрытных и необщительных, редко выходящих из своей глуши.

Она ехала шагом, и чаща вокруг выглядела на редкость недружелюбно: топорщили сучья упавшие деревья, черные и склизкие, полотнища сырого мха свисали с ветвей, и время от времени начинали колыхаться, хотя ветра не было, огромные ели мрачно поскрипывали, а в кронах что-то шуршало.

Но сколько Нейли не вглядывалась, никого не могла увидеть.

Ее клонило в сон, и время от времени девушка чуть не падала носом в гриву Бурана. Едва почуяв, что наездница забылась, конь останавливался, так что приходилось просыпаться, и встряхивать уздечкой, а то и шлепать как следует по крупу, чтобы не артачился.

Но дремота наваливалась вновь, и Нейли проваливалась в прошлое… вот она на сцене, они в Оратире, играют «Фарамунда и Розалинду», и она забыла слова… вот дома, еще у родителей, ждет прихода отца и очередной порки… вот мама незадолго до ее смерти, грустная и бледная, сидит у кровати дочери…

Толстая ветка ударила по лбу, и девушка едва не вылетела из седла.

– Что-то надо делать, – пробормотала она, ощупывая голову и со страхом думая, что может появиться синяк.

У очередного ручья, вода в котором была темно-бурой, почти черной, и слабо пахла торфом, Нейли остановилась. Плеснула в лицо, затем еще и еще, растирая его так, чтобы кожа загорелась, возвращая бодрость, что позволит не заснуть хотя бы до полудня…

Хотя где тот полдень, и что с ней будет к тому времени?

Погоня продолжалась – это девушка чувствовала нутром, и всякий раз, когда вспоминала об этом, ее начинало корчить от страха. Наверняка по следу бегут собаки, с ними идут опытные лесники, способные найти отпечатки даже на камнях, и позади всех безжалостные воины во главе с капитаном, тело которого терзает боль от раны, а душу – жажда мести.

Нейли запрыгнула в седло, и они двинулись дальше – через ручей, что плеснул под копытами, и вверх по склону холма, туда, где белеют стволы берез, и носится сладкий аромат молодой листвы.

Донесшийся из чащи смех заставил девушку вздрогнуть, она схватилась за меч.

– Тирли-бом, тирли-бом, гость явился прямо в дом! – пропел кто-то голосом серебристым и звонким, но таким странным, что любой бы понял – человеческому существу он принадлежать не может.

Ветви раздвинулись совершенно беззвучно, и на открытое место выбралась худенькая девчушка в серебристой тунике, из-под которой торчали голые коленки. Сверкнули огромные зеленые глаза на смуглом лице, затрепетали крылышки, похожие на те, что бывают у бабочек, но куда больше, украшенные желтыми, шафранными и янтарными пятнами, лиловые искорки побежали по прядям меняющих цвет, очень густых и длинных волос.

Нейли открыла рот, но не нашла, что сказать – перед ней была фэйри, самая настоящая!

– Песню, песню мы споем, чтобы добрый был прием! – произнесла лесная жительница, почти не шевеля губами, и принялась насвистывать, точно дюжина птиц разом… малиновка, соловей, сойка… вот и голос кукушки, показавшийся удивительно красивым, курлыканье журавля…

Фэйри замолчала, и на лице ее возникло проказливое выражение, точь в точь как у добравшейся до маминых украшений девчонки.

– Э… спасибо, – сказала Нейли. – Это великолепно… Слушай, ты не могла бы мне помочь?