Черные сказки

«Сегодня как обычно? У меня для тебя сюрприз! Отметим год наших… партнерских отношений».

Видимо, сообразив, что сказала, Алина густо пересыпала сообщение смайлами. Влад хотел написать: «Нет! Не приходи сюда больше! Забудь дорогу в мой дом!» Но вместо этого написал: «Ок». Бесполезно. Она ведь уже знает сюда дорогу! Лучше… подготовиться. Взять, к примеру, молоток. Да, молоток подойдет.

«Не переживай насчет волос. Я что-нибудь придумаю», – написала Алина.

«Я и не переживаю», – ответил Влад.

И не врал.

Он уже все придумал.

* * *

Алина вошла в его дом, в его крепость, такая же, как прежде. Хитро подмигнув, она покрутила головой, давая Владу возможность оценить ярко-оранжевую бандану с «огурцами».

«Ну как?» – спросили ее пальцы.

Пряча молоток за спиной, Влад неожиданно для себя ответил:

«Да, так лучше. Гораздо».

Он чувствовал себя донельзя нелепо, словно маньяк из дешевого ужастика. Двигаясь боком, он пропустил Алину в комнату и торопливо спрятал молоток на полке с обувью. Да что на него нашло? Вот же она, его Алина!

Она достала планшет.

«Я могу ее сегодня не снимать, если ты понимаешь, о чем я. А уже завтра все будет, как прежде»

Взвесив на руке черный непроницаемый пакет, Алина игриво приподняла брови.

«Пойдем! Сюрприз, помнишь?»

В пакете оказалась бутылка вина, дорогого даже на вид.

«И лучше не спрашивай, сколько оно стоило!»

Алина улыбнулась, жестом попросила достать бокалы. Пока Влад нарезал сыр, мыл фрукты, она открыла бутылку, разлила, оставила «подышать». На вкус вино оказалось… как вино, Влад в этом не сильно разбирался. Все еще чувствуя себя виноватым, он послушно прикончил бокал, только чтобы порадовать Алину.

От пережитого стресса ему страшно хотелось спать. Лицо Алины плыло у него перед глазами. Влад не мог думать ни о чем, кроме того, что вот сейчас они допьют эту дорогую кислятину и отправятся в кровать. Без ласк, без секса, просто спать, прижимаясь друг к другу. Он даже попытался встать, но вино оказалось коварным, ноги не слушались. Влад расплылся по креслу и не то сполз, не то свалился на пол.

Лицо Алины заслонило потолок, заслонило весь мир. Пальцы ее беззвучно пощелкали перед его носом. Алина скривила губы, что-то сказала, и Влад, который всегда плохо читал по губам, неожиданно понял все, от слова до слова. Понял, вспомнил и похолодел.

– Ха… Городской мальчик!

Влад попытался зажмуриться, но его не слушались даже веки – тяжеленные каменные плиты не хотели закрывать глаза.

– Не злись на меня, пожалуйста! – бормотала Алина, усаживаясь ему на грудь. – Но ты ведь сам, помнишь? Ты сам обещал со мной поделиться! А она разрешила! Она сказала, можно! А мне жить год осталось! Год, понимаешь ты?!

Крашенные в серый перья выбились из-под красной банданы. Заострился нос, глаза утратили блеск. Алина склонилась над Владом. Неуверенно оттопырила средний и указательный пальцы, словно священник, благословляющий паству. Пальцы качнулись, завершая фигуру, и тут же сложились в следующую: большой и мизинец смотрят в стороны, остальные поджаты. И тут же повторила, уже быстрее.

«Ку-ку!» – прочел Влад.

«Ку-ку!»

«Ку-ку!..»

Ярослав Землянухин. Никодим

Никодим проснулся оттого, что кто-то, старательно отфыркиваясь и урча, пил молоко из его миски. Неужто соседский Васька снова пробрался в избу? Неча чужому коту делать в его, Никодима, доме.

Пришлось вылезти из-за печки, из теплого гнездышка, которое он свил у пристенка. Хозяйка, конечно, сюда не заглядывала, но береженого Чур бережет. Спрыгнул на пол меховыми лапками, по половицам идти было просто, он знал каждую из них – третья скрипит, шестая лежит кривенько, все хозяин Торчин ее не подгонит. А сам вона спит, храпака такого дает, что крышу сейчас сдует. Хозяйка вчерась третьим чадом разрешилась, вот папашка и накидался то ли от радости, то ли от горя. И так два рта есть просят, а с самим Торчином и хозяйкой четыре получается. Куда еще один-то? Тьфу! Никодим беззвучно сплюнул и тут же проверил, что ничего не попало на больную половицу. А то где это видано, чтоб домовой в собственном жилище грязюку наводил?!

Он прислушался: сердце дома тукало быстрее, чем обычно, – дом чувствовал чужого в своем нутре.

От миски, в которую Глашка, добрая душа, изредка плескала несколько глотков припасенного после скудной трапезы молока, несло сильнее, чем от хозяина поутру. В скисшей бурде плавали белые с желтыми прожилками сгустки. За спиной что-то протарабанило по деревянным половицам. Никодим обернулся: в подвешенной так, чтобы хозяйка могла баюкать, не вставая с кровати, колыбели забарахтались две ноги и исчезли под пологом.

Что такое? Не могут человечьи дети в первую же ночь по избе бегать и молоко портить! Никодим неслышно проскользнул к люльке, на миг задержался, залюбовался прикорнувшей на сундуке Глашкой, цепкими лапами взобрался по стене и навис над новорожденным.

В люльке лежал подменыш. Торчал нос-сучок, черные глубокие буркалы пялились на Никодима, беззубый рот – надруб на коре – по-рыбьи раззявился.