Черные сухари

Советская республика была отрезана от всего мира. Чтобы хоть что-нибудь узнать о происходившем на Западе, терпеливые радисты на слабеньких радиостанциях в Таврическом дворце, в Пулкове, в Москве, в Пензе день и ночь шарили в эфире, ловя сообщения о боях под Реймсом и Амьеном, о забастовках в Германии, голодных бунтах в Болгарии, восстаниях солдат во французской армии, рисовых беспорядках в Японии.

Бумаги было мало, газет не хватало. Народ толпился на улицах, возле окон магазинов, где вывешивались написанные от руки на длинных полосах бумаги «Революционные сводки РОСТА». Сводки читались вслух и тут же комментировались:

— …Я в Германии в плену был. Видел, как народ там намаялся.

— …Насчет Австро-Венгрии я не сомневаюсь. Там дело близкое.

— …У нас постановили назвать отряд именем Карла Маркса и вступить всем до одного.

— …Знавал я болгар. Хороший народ. Красивый народ. Гордый народ.

— …Пора, брат, пора… Близок последний, решительный бой!

Не было дня, чтобы в Советскую Россию не проникали сообщения о народных волнениях во всех уголках земного шара. По волнам эфира неслись названия все новых и новых мест, в которых вспыхивали революционные бои. Радисты порой их нещадно путали, и читатели сводок РОСТА мучительно старались понять, что же это за таинственный «французский город Кисамиса» или «известный американский писатель Упрозинклер», оказавшийся на поверку Эптоном Синклером.

Но вот в германских радиограммах промелькнула фраза, в которой проницательные умы сразу уловили нечто весьма серьезное: «В Болгарии не произошло никаких событий, о которых следовало бы сообщать». На следующий день стало известно, что болгарские солдаты тысячами покидают фронт, что они создали Советы солдатских депутатов и направились в поход на Софию. В Москве на улицах незнакомые люди радостно пожимали друг другу руки: «Начинает сбываться!»

В первых числах октября внезапно похолодало. Как-то вечером, выйдя с молодежного собрания, мы увидели, что, пока мы там спорили и пели, снег покрыл все кругом ровной белой пеленой.

— Вот здорово! В зимний холод пой, кто молод!

Положив друг другу руки на плечи, мы широко шагали в ряд, распевая сложенную на этом собрании песню:

Наш костер в тумане светит,
Революция кругом,
Власть трудящихся не сломят,
Если все мы в бой пойдем…
Наш костер пылает ярко, —
Искры смело вдаль летят,
И рабочие на Западе
Революции творят…

У Петровских ворот нас окликнул красноармеец. Поеживаясь от стужи, он стоял на посту у хлебного магазина.

— Табачку не найдется, товарищи?

Табачок нашелся. Скрутили толстенькую цигарку, зажгли спичку. Красноармеец жадно затянулся, потом спросил:

— Ну, как там?

— Где там?

— Да в Болгарии.

— В Болгарии хорошо. Корона с королевской башки полетела, завтра и башка с плеч слетит.

— А насчет австрияков?

— И австрияки подымаются, и турки, и немцы. Все жарче и жарче пожар мировой!.

Мы пошли дальше.

Ночь пройдет, а утром рано
Нам оружие ковать,
Чтобы власти капитала
В мире больше не бывать… —

Все, кто в эти дни бывал на фабриках и заводах, кто выступал среди рабочих и красноармейцев, в один голос отмечали торжественное, горделивое, приподнятое настроение, в котором жил теперь народ. Огромные исторические события полностью подтвердили правильность избранного им пути. Люди видели, что тяжелые жертвы и лишения, через которые прошли они за этот год, были не напрасны. Люди знали, что им предстоит пережить еще немало бурь, великих бурь, но спокойно смотрели в будущее, уверенные в своих силах.

— У нас теперь одно дело — победить, — сказал на митинге на заводе Бромлей один из старейших рабочих под гром рукоплесканий.

События продолжали нарастать. Освобожден из каторжной тюрьмы Карл Либкнехт… В Вене и Будапеште образованы Советы рабочих и солдатских депутатов… Восставшие матросы убили венгерского диктатора Тиссу… В Болгарии провозглашена республика. По Германии бродит призрак революции…

Редко кому на свете приходилось тяжелее, чем тогдашним русским рабочим: на протяжении многих месяцев четверть, а то и восьмая фунта хлеба, похожего на глину пополам с соломой, да селедочный хвост на четверых. И, несмотря на это, при каждом известии об успехах революционной борьбы международного пролетариата по всей стране вспыхивали массовые манифестации и митинги.

Площадь перед Московским Советом жила в непрерывном кипении. Одна колонна манифестантов сменяла другую. Звуки уходящего оркестра сливались со звуками другого, приближающегося. На одном конце площади пели последние строфы «Интернационала», на другом уже слышались его первые слова.