Черные вороны 12. Тьма в его глазах

О том, что Радич подробно рассказал мне об угрозах спецов и об уничтоженных доказательствах моей вины в убийствах мразоты, пачкающей город, я решил не упоминать. Стеф осторожно заметил, что приказ об изъятии и уничтожении любых улик отдавала именно Дарина.

И пока единственными, кому я начинал доверять, были именно она и Ищейка, но никак не Воронов.

Глава 6

Глава 6

Мне казалось, что я хожу по минному полю вслепую. Я вроде знаю, где могут прятаться эти самые мины, но иногда создается впечатление, что здесь все перезаминировали заново. После приезда брата прошло две недели. Безумно тяжелые и в то же время какие-то невероятные. Я попросила Андрея пока что дать нам это время и так же сдерживать всех остальных от желания увидеться и поговорить с Максимом. По крайней мере, до того момента, когда он хотя бы немного будет к этому готов. Я знала, что это непросто и что дети изнывают от желания хотя бы услышать его. Особенно Марик, который еще не обладал сдержанностью своих брата и сестры. Им было тяжело прятать свои эмоции, каждый раз в наших разговорах я слышала это нетерпение, это искреннее и отчаянное желание увидеть Макса. Но они ждали…Так же, как и я.

Но я так же знала, что очень скоро нам все же будет нужно устроить прием в честь возвращения Максима и показать всем тем, кто так радовался его смерти, что они могут опять попрятаться в свои норы и трусливо трястись от страха, ненависти и зависти. Только к этому времени Ник должен иметь представление обо всем, что происходит сейчас в нашем клане.

Никогда за все то время, что я с Максимом, мы не проводили столько времени вместе. В этом было особое острое удовольствие, и иногда я совершенно забывала о том, что это не тот Макс, который был со мной всегда, что он совершенно другой, и могла взять его за руку или вдруг неожиданно для себя самой прижаться к его плечу в машине. Но он всегда вздрагивал и невольно отстранялся от меня. Я физически чувствовала, как мой муж напрягается изнутри от этих проявлений близости. Они для него настолько неестественны, что ему стоит огромного усилия воли сдерживаться, чтобы не оттолкнуть меня. Нет, я конечно, видела, что он меня хочет. Даже больше – я это чувствовала каждой клеточкой своего тела. О, он умел это показать одним взглядом или намеком. А меня бросало в кипяток от этих потемневших глаз и трепещущих крыльев идеального носа, от подёргивания верхней губы и напряжения в сжатых челюстях. Но если для Максима мои проявления нежности были слишком, то для меня сейчас было слишком всё, что касалось секса с ним. От одной мысли об этом меня одновременно пронизывало и диким бешеным возбуждением, и в то же время настолько сильным внутренним сопротивлением, что последнее заглушало даже едкий и невыносимый голод по его ласкам. Он это чувствовал так же, как я чувствовала его напряжение.

После того диалога в его кабинете, когда я сорвалась вместе с ним и покатилась в свою собственную бездну адской зависимости от его прикосновений и неумолимой, настойчивой похоти, я боялась, чтобы это не повторилось снова. В тот момент я чувствовала, что нужна ему. Необходима, как воздух, как глоток кислорода. Это заглушило доводы разума, и меня рвануло навстречу его порыву в той привычной невыносимой жажде отдать ему всю себя, чтобы заглушить его боль.

И я не забуду собственной реакции на каждое прикосновение. Сколько лет я с этим мужчиной, сколько лет он творил со мной в постели всё, что могут творить двое, когда доверие приобрело космические масштабы, но я ни разу за все эти годы не испытала пресыщения или спада моего ненормального влечения к нему. Мне казалось, оно нарастает, выходит на новый уровень, на запредельную чувствительность и чувственность, которые пробуждал только изменившийся тембр его голоса или потемневший взгляд. Я никогда не знала, что именно меня ждет сегодня в его объятиях. Каким он будет со мной этой ночью или в этот самый момент – опустит вниз на колени, превращая в покорную шлюху, готовую принять от него любую грубость, боль и унижение, которую можно трахать всеми грязными способами; или даст шаткую власть в мои руки и позволит доводить его до озверения, чтобы потом немедленно отобрать контроль; или же будет издевательски нежным. Да, именно издевательски, потому что в нежности этого зверя, когда он одержим желанием, на самом деле ее нет и вовсе – это лишь метод манипуляции и проявления собственной власти, когда я ору под ним и обливаюсь слезами от каждого легкого прикосновения, а он и не думает дать желанную разрядку, заставляя плакать и умолять, извиваться и ненавидеть его в этот момент так же сильно, как и хотеть получить до конца. Лишь одно оставалось неизменным – я всегда, двадцать четыре часа в сутки чувствовала страсть своего мужа и реагировала на нее мгновенным возбуждением.