Черные Вороны. Реквием

  – Затем, что моя жена не будет делать аборты и точка. Чего тебе не хватает, Алена? Денег куры не клюют, в доме прислуга, сиди себе и наслаждайся жизнью. Твой отец знает о том, что ты поехала в клинику?

  – Нет!

  – Я говорил тебе с Ингой не общаться? Говорил или нет?

  – Она мне помогла, она такая милая, добрая, она меня понимает.

  "Ха! Милая, добрая, сука она, эта Инга, и денег дала тебе, что бы мне насолить".

  – Значит так, Алена. Будем считать, что я говорю тебе это    впервые – с Ингой не общаться. Все! Сейчас я отвезу тебя домой, а потом ты примешь свои таблетки и ляжешь спать, поняла?

  Алена вдруг вцепилась в его руку:

  – Останься со мной, я прошу тебя, побудь со мной хотя бы сегодня, Артур. Пожалуйста.

  Он накрыл ее руку своей:

  – Хорошо. Я сегодня приеду домой и останусь с тобой, ладно? Только не делай глупостей и жди меня?

  Алена сжала его пальцы, потом поднесла его руку к щеке.

  – Артур, мне так тебя не хватает, я прошу тебя, давай начнем все сначала, дай мне шанс, дай мне хотя бы малюсенький шанс. Ты ведь не бросишь меня, когда я рожу. Поклянись, что не бросишь.

  – Не брошу.

  "Ребенка точно не брошу, сам знаю как это без отца, а вот ты... Как же я устал за эти дни..."

  Ченышев стиснул зубы. С одной стороны ему даже стало жаль ее, по-человечески жаль, а с другой – Алена его раздражала. Бесила только одним своим видом. Вечная жертва. Вечно несчастная. Когда она улыбалась в последний раз? Впрочем, это он виноват, что она постоянно плачет, он виноват в том, что у нее вечная депрессия. Но разве не она этого хотела? Не она женила его на себе? Она сломала жизнь им обоим. В первую очередь себе. Артур – вольная птица, для него свобода превыше всего, и когда Рахманенко пригрозил посадить его в тюрьму, Артур сломался. Только не колония, только не снова туда, за решетку. Ведь он уже там побывал.

  ***

  – Бей его, бей, суку, по почкам, бей!

  Наголо бритые подростки избивали ногами худенького парнишку, который прикрывал руками голову и сжался, пытаясь защититься от ударов.

  – Ты, гнида подзаборная! Со старшими делиться надо! Тебя не учили! Так мы сейчас научим! Выкрути руки говнюку! Мамочка к нему приезжала! Ты сказал, чтобы сигареты привезла? Сказал, сучонок?

  Парнишка тихо всхлипывал, но ничего не отвечал. Послышался свисток надзирателя. К ним уже бежали с дубинками. Разнимать.

  – Атас, пацаны! Мы его потом опустим!

  Старшие бросились врассыпную, а парнишку подхватили под руки два надзирателя и потащили в санчасть.

  ***

  – Так, Чернышев, кто бил? Кто драку затеял?

  Парнишка вытер рукавом кровь под носом.

  – Упал я. Никто не бил.

  Воспитатель пристально посмотрел на него, потом резко тронул синяк у него под глазом и парень вздрогнул.

  – Ты мне не бреши, Чернышев. Это Иванов затеял, верно? Не бойся, никто не узнает.

  – Не Иванов, я сказал, упал, значит – упал, – отрезал паренек и отвернулся к окну.

  – Ты мне тут покрывательством не занимайся. А то сегодня избили, а завтра опустят. Здесь, на малолетке, свои законы и я тебя не спасу, никто не спасет. Вот дело твое смотрел, удивляюсь, как ты вообще сюда попал. Учился хорошо, подрабатывал и на тебе – квартирная кража. Ты когда в окно к соседям лез, о матери подумал?

  – Подумал, – буркнул Артур, и потрогал ушибленную бровь.

  О матери как раз и подумал. Денег не хватало катастрофически, а ей лекарства нужны были, витамины. Она как раз в больнице лежала, не работала уже несколько месяцев. До того, как мать слегла, у Чернышевых появились новые соседи. Разъезжали на иномарке. У каждого по сотовому телефону. Сынок их вечно с плеером крутым в школу ходил. Артур сам не понимал, как решился в окно залезть. Шел домой с работы, спину ломило, руки отваливались после того, как в магазине ящики разгружал, а в кармане денег разве что на килограмм картошки и буханку хлеба. Иномарка соседей мимо пролетела и забрызгала его грязью. Вот и поднялась в Артуре черная ненависть к таким вот богатеньким, у которых все легко и просто. Артур решил, что если пару сотен стащит, то никто и не заметит. А у соседей квартира с сигнализацией. Только в окошко влез, в комнату нырнул, первый ящик тумбочки открыл, едва успел золотую цепочку в карман сунуть, как уже менты приехали. Взяли его тепленького, с поличным. Артур зло сжал кулаки. Нет, он не жалел о том, что в квартиру залез, жалел, что необдуманно все сделал, импульсивно, вот и попался за глупость.

  – Отец твой где?

  – Сдох наверное, надеюсь, что сдох.

  Отец их бросил, когда Артуру лет пять было. Манатки свои собрал– и поминай как звали. За все время ни письма, ни звонка.

  – Братья, сестры есть?

  – Никого нет, только мать.

  – Так почему мать не жалеешь, Чернышев? Вот прибьют тебя товарищи твои, кто о ней заботиться будет?

  Артур молчал.

  – Будешь сотрудничать – обеспечу тебе неприкосновенность. Иванова скоро переведут, так что давай выкладывай.

  – Я сказал – упал. Стучать не буду.

  Воспитатель тяжело вздохнул, нацарапал что-то у себя в тетрадке.

  – Иди, Чернышев, только не говори потом, что я не предупреждал.