Черные Вороны8. На дне

Сказал очень тихо, но я все же услышала. Как будто тонкий, как паутина, луч света, пробившийся сквозь тьму. Я задыхалась от отчаянья и безысходности. Он меня не слышит. Этот Зверь. И в нем не осталось и следа от Максима, которого я знала. Животное. Жуткий хищник. А я тупая добыча, которая сама пришла к нему в руки. Я вытерла слезы тыльной стороной ладони, а внутри все высыхало, превращалось в пустыню, вымирало. Наши дети там одни, голодные, брошенные, а их отец пирует, вдоволь наглотавшись наркоты, пьет, жрет, удовлетворяет свои низменные желания.

Меня привели в комнату, завешанную коврами, с низкими мягкими топчанами. Женщина в хиджабе поприветствовала меня кивком головы и повела в соседнее помещение, где оказался душ и ванная. Она дала мне полотенце и на ломаном русском велела мне вымыться.

Отвращение поднималось с низа живота и захлестывало волной безумного отчаяния. Так же когда-то меня готовили к встрече с Бакитом, и я ждала… боже, я ведь так ждала, что мой Зверь спасет меня. А сейчас… он ничем не отличается от подонка и садиста, братца Ахмеда, да и от Ахмеда тоже не отличался. Лучше бы я осталась рядом с детьми. Мы бы пережили это вместе или вместе умерли от голода или от рук террористов. А я бросила их… снова пошла к нему. Поверила, что он может помочь вопреки всему, что это его очередная игра и он защитит нас! Я все еще жила иллюзиями и пряталась за жалкой оболочкой той великой любви, которая сгорела в его ненависти и жажде мести всем. Как мерзко он говорил слово «братец», как пренебрежительно говорил о нашей дочери. Неужели это все правда, и передо мной настоящий Максим Воронов… или как его звали всегда по-настоящему… а мы все видели кого-то другого?

Женщина расчесала мне волосы, надела на меня платье, но я не смотрела ни на наряд, ни на нее. Я отключила разум. Я больше не могла думать. Я стала сплошным синяком, сгустком дикой боли, которая нарастала и грозилась меня задушить. И снова лестница, коридоры, двери, лязг замков. А от меня осталась лишь жалкая оболочка, с трудом воспринимающая происходящее. Я ломалась и не выдерживала нервного напряжения. Захлопнулась дверь, и я открыла глаза. Снова то же помещение, полумрак и тихая музыка. Постель расстелена.

Мой муж развалился на белых простынях в камуфляжной одежде. Даже не взглянул на меня, он был занят выстраиванием белых полосок кокаина на тумбе. Наклонился вперед и, вставив свернутую в трубочку купюру в ноздрю, шумно потянул полоску. Закатил глаза, запрокидывая голову и наслаждаясь полученным кайфом, а я чуть не застонала вслух, закусила губу до крови.

– Рано или поздно ты убьешь себя сам.

Рассмеялся, подняв на меня тяжелый, подернутый дымкой, взгляд, втер остатки порошка в десну и облизал палец.

– Мертвецов убить уже невозможно… А вообще, разве ты не жаждешь моей смерти?

А я смотрела на него и понимала, что в эту секунду я жажду своей… жажду и жалею, что очнулась от проклятой комы. Как же хочется отобрать у него нож, торчащий из-за голенища ботинка, и всадить себе в грудь, прекратить эту пытку.

Но я не имею право даже на это. Там дети. Я должна их спасти.

– Что стоишь на пороге, как чужая? Иди сюда. Мы заключим с тобой интересную сделку, ты делаешь мне хорошо, а я звоню своим ребятам, и детей накормят. Ну как? Тебе нравится?

Закрыла глаза, пытаясь унять волну боли. Это вытерпеть невозможно. Где-то должен быть предел.

– Избей меня и брось в подвал. Если тебе это доставит удовольствие. Или избей и оставь харкать кровью у твоих ног…. я буду молчать или кричать, как захочешь. Избей меня молча и прикажи накормить моих детей.

Он встал с постели и подошел ко мне, медленно сделал круг и остановился напротив. Я вся внутренне сжалась, обхватила плечи руками.

– Избить? Ты предпочитаешь боль сексу со мной? С каких пор? Можно подумать, это будет впервые. Я трахал тебя в самых разных позах и самыми разными способами. Мы можем вспомнить, как охрененно нам было когда-то вдвоем в постели, а чаще вне ее. Невелика цена за жизнь. Всего лишь раздвинуть ноги перед собственным бывшим мужем.

Он тронул мои волосы, а я стиснула челюсти и сжала руки в кулаки, вспарывая кожу на ладонях. Впервые внутри меня ничего не отозвалось на его прикосновения. Глухо и пусто. Только ненависть к себе и к нему. Пальцы перебирали мои локоны, потом он провел по моей скуле, по нижней губе.

– Ты удивительно красива, Дарина. Самая красивая из всех женщин, побывавших в моей постели… Даже сейчас, униженная, дрожащая, худая и бледная… но такая красивая.

– Как ты еще не сдох от СПИДа или сифилиса со всеми шлюхами, побывавшими в твоей постели.

– Я разборчив, милая. И есть такое прекрасное изобретение человечества – презерватив. Но селекция все же превыше всего. Именно поэтому моей женой была ты… – трогает мою скулу, а меня трясет всю, и слезы из-под закрытых век катятся. Как же это грязно. Он грязный, руки его по локоть в крови. Если отдамся ему здесь, никогда от всего этого не отмоюсь.

– Слезы… такие чистые и хрустальные. О чем плачешь, милая?