Мне нравилась ее дрожь, она сводила с ума, я поднял взгляд и посмотрел на наше отражение в зеркале на стене. Твою ж мать, как же нереально сексуально ты выглядишь, малыш, такая взволнованная, напуганная, с этими восхитительно распахнутыми губами и подернутыми дымкой глазами.
– Ну что? Обменяем ее на тебя. Я сегодня отпускаю птичку Татьяну к ее мамочке, а ты приходишь в эту спальню и ублажаешь меня до самого утра. Хотя, может, твое отвращение и ненависть все же перевесят столь благородные порывы щедрой души, и мы оставим все как есть? Но ты же представляешь, что тогда ждет малышку Таню? Подвалы нашего дома, железные скобы, плеть, разные отвратительные приспособления для пыток и постоянный секс… голодный, животный секс. А потом, может быть, я ее и отпущу.
Я видел, как она сомневается, и это забавляло и злило одновременно. Какая-то ее часть допускала, что я все это могу сделать. Когда она только успела начитаться или насмотреться дряни, где происходила подобная хрень? Нет, я б не отказался связать ей руки и, перекинув через колено, отхлестать по заднице, а потом зализать все следы от ударов вместе с ее дырочками, а с другими извращениями давно было покончено.
– Ну! Давай, малыш. Ты слишком долго думаешь. Твой выбор прямо сейчас, или через минуту он станет неактуальным.
– Я согласна… – выдохнула, содрогаясь всем телом, – отпусти ее.
И меня отпустило, а точнее, накрыло диким и безудержным весельем. Я снял полотенце, повернувшись к ней спиной, натянул штаны и подошел к мини-бару. Налил себе коньяк и снова расхохотался, отпивая из бокала и доставая сигарету из пачки.
– Таня позвонила мне, еще когда я был вне города, и попросилась уехать к матери. Ей стало хуже. Это случилось так внезапно, что она не успела никого из куриц предупредить и уехала. Она вернется после того, как мать выпишут из больницы.
Я переместился с бокалом к креслу и на ходу набросил рубашку, удерживая сигарету зубами и наблюдая за Дашей, за тем, как она широко распахнула глаза и смотрит на меня. И там на дне ее глаз самое разное выражение… Хотя ни одно из них не напоминает мне ее прежнюю рядом со мной. Я затянулся сигаретой и выпустил дым в приоткрытое окно.
– Что такое? Ты расстроилась или обрадовалась, я что-то не пойму? Могу тебя утешить – мое предложение в силе. Ты по-прежнему можешь прийти ко мне в постель и ублажать меня до утра. Хотя бы в качестве извинений. Я сочувствую. Наверное, представлять, что я лютый монстр, было намного интереснее.
Смотрит чуть исподлобья, то ли готова удрать в любую секунду, то ли не знаю, что у нее там на уме.
– К слову, ты можешь и забрать свое согласие обратно. Мне не интересно заставлять тебя, я люблю, когда женщины меня просят и умоляют. Я подожду, пока ты попросишь сама.
– Никогда не попрошу! Устанешь ждать!
Она хотела выскочить из комнаты, но, когда захлопнула дверь, выйти без ключа уже было нельзя. Дернула несколько раз ручку и прислонилась спиной к двери, а я не спеша подошел к ней и облокотился одной рукой на дверь, нависая над ней и считывая малейшую реакцию с ее красивого и перепуганного лица.
– Уже уходишь? А как же наша сделка? Девушка на воле.
– Сделка была нечестной.
Усмехнулся и задрожал, когда она зажмурилась от моей улыбки.
«– Тебя нужно штрафовать каждый раз, когда ты улыбаешься!
– Чего это?
– Потому что от твоей улыбки… от нее больно в груди. Ты слишком красивый мерзавец. Так нельзя.
– Как так?
– Сводить с ума своей улыбкой.
– А ты сходишь с ума, малыш?
– Я от тебя вечно пьяная, Маааксииим… я в нескончаемом кайфе, как наркоманка.
– Хочешь дозу? Прямо сейчас?»
Эхом в голове ее слова, и злость опять откатывает отливом, хочется вдавить ее в себя до хруста и не выпускать из объятий. Как же я соскучился по ней, истосковался.
– Чего ты от меня хочешь, Макс?
– Максим.
– Что?
Глаза распахнулись, и я от разочарования отпрянул назад. Просто взгляд. С неприязнью, с равнодушием. Не ее взгляд. Чужой.
– Ты называла меня всегда Максим.
– Не я. Она. Какая-то другая я. Которой, возможно, больше никогда не будет. Пойми это. Она может не вернуться, и останусь только я… а я другая. Что же мы тогда будем делать, Макс? Так жить? Ты меня запирать в доме, а я отчаянно мечтать вырваться на волю?
Она была права. Чертовски права, и я знал это. Мой разум все понимал… а сердцем я не готов был ее отпустить. Я все еще на что-то надеялся. Я все еще пытался удержать руками воздух, в котором остался лишь ее призрак.
– Я хочу так ничтожно мало, Даша, – прислонился лбом к ее лбу, – шанс хочу… с тобой быть хочу, тебя хочу, понимаешь? Я хочу тебя!
И нет, я не вложил в это «хочу» первобытно-примитивный смысл. Я хотел всю ее в своей жизни… и она впервые правильно меня поняла.
– Это много, – ответила так же шепотом и в глаза мне посмотрела, – для меня это пока что непосильно много. Ты давишь меня… ты меня душишь… Максим.
Ее «Максим» полоснуло тонким лезвием по нервам и сжало горло тисками.
– Давай попробуем по-другому, – хрипло шёпотом, не отпуская ее взгляд, потому что он… он вдруг перестал быть настолько чужим и ледяным.
– По-другому?