Черные зубы

Я подумала о свежих телах, тихо лежащих в неглубоком пруду, еще теплых на ощупь, с глазами и ртами, распахнутыми, словно бы в изумлении. Но продолжала на манер Шахерезады нашептывать всякую ерунду обо всем и ни о чем, и постепенно полумертвый взгляд Филлипа стал живее, а ёкаи устроились в вальяжных позах — грандиозное собрание.

— Думаю… да нет, ты права. Нам надо…

— Тут есть библиотека. — Мы все вздрогнули, услышав голос Фаиза, да еще так близко. Глаза его горели, как при лихорадке. И он непрерывно облизывал верхнюю губу — размашистыми, пытливыми движениями воспаленного, покрытого вздувшимися венами языка. — В ней должна быть нужная информация.

— Фаиз, не надо… — начала я.

Он шмыгнул носом. В свете фонарей его лицо казалось скорее розовым, чем красным, покрытым больше мышцами и свернувшимися жидкостями, чем кожей. Несмотря на все, что на него обрушилось, вид у Фаиза был почти кроткий.

— Там есть книга. Там должна быть книга. Всегда бывает книга…

— Господи, чувак. Лицо у тебя… — сказал Лин.

— Там есть книга, — повторил Фаиз. — Я знаю, там есть книга.

— Чувак, это просто выдумки. В реальности люди не оставляют повсюду подсказки, как… как в компьютерной игре, — сказала я. — Нам надо уходить. Прости. Мне очень жаль Талию, но нам нужно уйти. Слишком поздно. Пора идти. Пора. Нужно уходить. Тебе нужна помощь.

— Талия бы тебя не бросила, — с нажимом произнес Фаиз.

«Нет. Нет, она бросила бы», — подумала я. Но сказать это в помертвевшее лицо Фаиза, в его глаза со зрачками, сжавшимися до булавочных головок, не смогла. Говорил Фаиз как во сне.

— Я…

— Вы с Лином идите, — заявил милосердный к чужим слабостям Филлип. — Мы останемся.

— О’кей, — сказал Лин.

— Нет.

Рука Фаиза взметнулась, как атакующая змея, схватив его за тонкое запястье. Лицо Лина искривилось от боли. Я услышала хруст сухожилия складывающейся ладони: большой палец вогнулся в нее с такой силой, что на предплечье Лина задрожала мышца. Однако было непохоже, чтобы Фаиз хотел сделать ему больно, на лице у него застыло рассеянное, почти пьяное выражение. Он сжал пальцы, и Лин глухо застонал.

— Мы должны сделать это вместе.

— Пусти! — рыкнул Лин.

Филлип попытался выступить в роли рефери:

— Не глупи. Если они хотят уйти…

Фаиз помотал головой. Волосы у меня на затылке встали дыбом, к горлу подкатила тошнота. Склонив голову набок, Фаиз повернулся к нам с Филлипом. Его глаза…

Прочтите сто романов ужасов — и вы обнаружите, что в каждом хотя бы раз упоминается, как у кого-то из персонажей взгляд сделался странным, расфокусированным и пугающим. Мне это всегда казалось пошлостью, перебором, дешевым приемом, внедренным в творческое подсознание паршивыми наставниками, чистой воды голливудским отстоем. Но выражение, воцарившееся в глазах Фаиза, мигом излечило меня от предрассудков. Крыша у него была явно на месте, и все демоны собрались под ней. Передо мной было не лицо убийцы или самоубийцы, но лицо человека, который слишком измучен, чтобы убивать кого-то или себя, и это в каком-то смысле было даже хуже. Если ты устал до крайности, ради сна ты пойдешь на что угодно.

— Мы должны совершить ритуал, — все тем же блеклым голосом произнес Фаиз.

— Что?

— Ритуал хитобашира. Мы должны его совершить. Это вернет Талию. Я знаю.

Лин сорвался на визг:

— Мы никого не будем хоронить живьем, чтобы вернуть твою долбаную телку!

— Жертвой буду я. Она моя невеста. Я… я это сделаю, — сомнамбулически бормотал Фаиз. Дикция у него полетела к чертям, горе размягчило его речь.

— Мы не будем тебя хоронить, — сказала я. — Мы не будем тебя хоронить заживо. Ни в коем случае.

— Он рехнулся, — прошептал Лин с каменным лицом. — Рухнул с катушек, хотя, если упасть с достаточно большой катушки, полагаю, трудно остаться в здравом рассудке. Так же говорят? Рухнул с катушек? Съехал с катушек? Я не знаю. Дурацкое какое-то выражение, вы так не считаете?

— Фаиз, — проговорила я, — дружище, я знаю, о чем ты думаешь. Я знаю, тебе страшно за Талию. Я понимаю, как тебе больно. Я понимаю.

Уложив всю боль, все те страдания, что скопились в моей душе за двадцать четыре года громоздящихся друг на друга сокрушительных ошибок, в выспренние фразы, я надеялась, что мое лицо выразит то, что я хотела сказать.

Фаиз смотрел на меня, зажав розовый кончик языка между зубами, и по лицу его медленно расплывалась мучительная гримаса.

— Ничего ты не понимаешь, вообще! — надрывно выкрикнул он, снова на грани рыданий. К концу фразы его голос достиг стратосферных высот. Ёкаи захлопали. Еще бы им это не понравилось. — У тебя никогда не было нормальных отношений. Ты не знаешь, что это такое, когда ты в ком-то нуждаешься, когда ты любишь кого-то, когда… когда тебе на кого-то не насрать. Ты этого не знаешь, потому что ты вечно занята попытками спрятаться от какой-нибудь очередной подстерегающей тебя херни. Ты не понимаешь. Ты никогда…

— Ладно, хватит. — Филлип снова попытался вмешаться, но нужды в том уже не было.