Черный алмаз

Такие стихи становятся фактом не только литературной, но и исторической жизни страны.

Послевоенная судьба поэта складывалась внешне благополучно. Он работает в редакциях военных газет, журналов, еженедельников, во Всесоюзном Радиокомитете — литконсультантом, разъездным корреспондентом, старшим редактором, заведующим редакцией. Является участником 2-го Всесоюзного совещания молодых писателей (смешно: кто и чему мог научить поэта, понявшего уже самое главное в жизни — что для того, чтобы быть писателем, как утверждал русский классик, нужно одно отрицательное качество: не лгать; кто мог наставлять, учить уму-разуму поэта, создавшего уже свои главные стихи, которые на десять голов были выше того, что печатали в толстых журналах генералы от литературы?).

В 1952 году Комиссия по работе с молодыми авторами СП СССР, как предусматривал обряд эспэшной «инициации», отправила его на сооружение Южно-сибирской магистрали (ветка Кулунда-Барнаул), где около года «начинающий литератор» должен был заведовать вагоном-клубом, выпускать дорожную газету и вообще, пообщавшись с самым передовым отрядом советского рабочего класса, набраться нужных впечатлений. Итогом этой командировки стала первая книга поэта — «В незнакомом городе» (М.: Сов. писатель, 1955). В ней были стихи о прекрасной сибирской природе, о славных людях — строителях Южсиба, о прошедшей войне, но о «любимой партии» не было и полсловечка. И даже традиционная «слава труду!» выписывалась у Коренева как-то странно:

Рычит экскаватор,
В костры окружен, работая день и ночь.
Большая Медведица
                               хочет помочь,
Снижаясь к нему ковшом...

(«Вместо письма»)

А поэт набрался не только заданных впечатлений, и в его блокноте остались такие стихи, как «Трава лагпункта», «Звезда», «Бабий вагон»...

И в этих стихах поражают не только гражданская смелость, уровень социального мышления автора, но и чисто изобразительная мощь. В стихотворении 1957 года «Звезда» описан опустевший лагерь, в котором только «осталась уборная как Монумент дистрофику и доходяге».

И кто-то на мерзлой дощатой стене
Красную звезду нацарапал.

Свети же! Ни черти, ни кум не сотрут
Свободы заветный знак:
В единственном месте,
Где кровью срут,
Где окоченевает мертвяк.

Вот он — страшный памятник Системе, памятник идеалам, за которые отданы жизни самых лучших. Идеалам, которые и сегодня многим светят отнюдь не светом этой звезды.

В 1979 году, когда каждое утро радио горланило: «Слышишь, Время гудит — БАМ!» — Коренев пишет стихотворение «На великих стройках», вспоминая, очевидно и о командировке 1952 года:

Бредовые контуры грядущего!
Пролегла сквозь гиблые места
Магистраль болотами и пущами,
Как по голому рабу рубец хлыста.

Беспощадный образ! Да и «образ» ли? Приговор!

Коренев никогда не боялся задавать «лишние» вопросы (на которые, увы, и сегодня нет ответа) — вроде того, который завершает стихотворение «Персональный пенсионер» (1979):

Как вы смеете, государство,
Дань почета платить палачам!

И не потому не боялся, что ему, фронтовику, терять было нечего. Мы знаем массу примеров, когда люди, честно заработавшие на войне ордена «Славы» или звезду «Героя», в мирной жизни трепетали перед окриком незначительного брежневского чиновника. Не боялся Коренев ничего и никого потому, что из своих военных лет вынес твердое убеждение:

Как кровью на раненом бинт,
История пропитана правдой.

(«Забуду ли? О том лишь тебе...»)

Правда — то самое шило, которое ни в тюремных, ни в каких иных мешках не утаишь. Да, но правду Истории тоже должен кто-то сказать.

Коренев не был отъявленным диссидентом, но не желал и быть конформистом, осознав печальную закономерность:

Если быть собой не смеем мы,
То расплатимся сполна:
От общения с пигмеями
Искривляется спина.

(«Изречение»)

По внутреннему самоощущению поэта, война не кончилась:

И под серийной сменой портретов,
И через долгие годы вранья,
С дотов — до нынешних кабинетов
Длится передовая моя.

(«Линия фронта», 1979, 1988)