Черный альпинист

Так что соображать, решать, действовать Марине в эти дни было совсем некогда. Вдруг в какой-то момент ледяные торосы в ее душе были смыты благодарностью к Тахиру: сам едва живой, измотанный и изодранный событиями гораздо больше ее, он умудрялся поспевать всюду, спасать или хотя бы помогать всем. Появился на водопаде, притащил из леса Ольгу — и лег к ней в постель. Этот факт, это зрелище (она едва заставила тогда себя уйти из комнаты, где Тахир обнимал Ольгу) потрясли ее красотой и благородством. Но потом, поздним вечером, она сама залезла в эту кровать, на простыни, сильно попахивающие потом, и убедилась, что здесь только что занимались любовью… И внутри умиление чем-то другим сменилось. Нет, ревновать его не имела ни права, ни желания, но подумала — а если он воспользовался беззащитностью девушки?

А когда видела Тахира с его любимыми погремушками, оружием на ремне через плечо, то дикая ярость охватывала заново. Воин! Убийца! Всегда готов, всегда стремится убивать! Уверен в себе, плюет на всех, на сошедшего с ума Сашку, на ее желание попробовать спасать Сашку, на гибнущих вокруг, видит только одну точку, один красный знак смерти. И прет на него, сминая все вокруг. И она заново возненавидела Тахира.

С ненавистью пришла и трезвость. Села в гостиной, раздобыв и заварив крепкого кофе. Зашел Тахир, шумно принюхался, не спросясь, налил и себе из кофейника. Сел, стараясь оказаться к ней боком.

— Тахир, а что дальше будет? — спросила Марина.

— Ничего, — сообщил он.

— Ты знаешь, что я думаю? Что лучше было бы, если бы ты ушел отсюда. Я останусь, пробуду столько, сколько надо, чтобы Сашу вылечить. Я уверена, что это возможно.

Тахир с любопытством ее осмотрел, будто открыл для себя что-то новое.

— Евсей жил здесь пять лет. И наблюдал за ним долго, не знаю уже, два или три года. Или больше. Евсей любил Сашку, за сына считал. И Сашка его любил. Наверняка и старик надеялся что-то сделать, помочь или вылечить. Однако сдался и просто ждал. А что можешь ты?

— Я — это я. Случилось все из-за меня. Только с моим участием можно все повернуть назад. Мне так кажется, и я должна это проверить, — заявила Марина.

— Марина, поверь, это иллюзии. Это романтика, даже не знаю, как тебе объяснить.

— Ты умеешь убивать и больше ничего. Не тебе рассуждать или объяснять.

Тахир допил, поставил чашку, встал и подошел к ее креслу.

— Что мне делать? — спросил у нее. — Я должен его убить, иначе он убьет тебя. Он охотится на женщин. Но я не могу даже выйти за порог, зная, какие идеи бродят в твоей голове. Ты вяжешь мне руки. Мне тебя связать и запереть? А если он в мое отсутствие набросится? И ты окажешься беспомощной… — Говорил задумчиво, как бы советуясь.

Марина решила, что этот разговор бесполезен, встала и ушла наверх в спальню. У нее было много дел: стирка, штопка (остатки одежды после ее блужданий ни на что не годились, надо было перекраивать под себя штаны и свитера, которые дал Евсей). К вечеру захотелось есть, подумала, что теперь вообще она должна готовить. Она же женщина. Спустилась на кухню, — а там в плите тлели угли, Тахир таскал в гостиную сковородки и тарелки. Он уже пожарил двух кегликов.

— Я тебе одежду принес, — сказал ей, когда сели есть, — с Игоря. Он худой, невысокий, тебе как раз будет. Лучше, чем в тулупе и ватных штанах путаться.

— Я с покойника не надену.

— От Ольги одежды же не осталось. А эта не с покойника, в их сумках нашел.

— Что ты намерен делать? — спросила она. — Неужели мы вот так будем сидеть и ждать, когда умрем?

— Я еще не придумал.

— А что ты можешь придумать? Ты тупой, как валенок, тупой и исполнительный. Ты будешь просто ждать, когда тебе начальники что-нибудь прикажут. У тебя связь какая-то есть?

— Нет.

— Ну тогда мы пропали. Тогда ты и сам не шелохнешься, и мне не позволишь. Кстати, очень вкусно, спасибо. Я буду спать в своей комнате, если не возражаешь.

— Пожалуйста, я там окна уже укрепил. Никто не пролезет, — благодушно согласился Тахир.

Она ушла, он подкидывал полена в камин, понемногу хлебал коньяк из чайной чашки, смотрел на трепет язычков огня. То, что надо было действовать, он и сам знал. Но для чего? Среди ночи, когда вдруг стало настолько душно, что задыхался, он вышел из дома, запер дверь на два замка, отошел к долине.