Черный амулет

Весь путь до станции Новолуково вы проделали вместе?.. Как не весь?.. Ах вот оно что! Он возвращался за часами… Понятно. Спасибо, Борис. Пожалуйста, не забудьте съездить в морг. Вы извините, формальности.

Следователь зачеркнул большой вопросительный знак под кружком с именем Любовь и уверенно написал: «Негр».

Он вновь закурил и какое-то время сидел, пуская кольца в потолок. Затем загасил окурок в пепельнице и вышел из кабинета.

Капитан Ананьев вошел в одну из соседних дверей. Его коллега майор Рябушев проводил очную ставку подозреваемого в изнасиловании и его жертвы.

Жестом Рябушев попросил Ананьева присесть и обождать. Затем он страшно наморщил лоб и произнес:

– Гражданка Петрушевская, вы согласны-с гражданином Бобылевым в том, что он три года сожительствовал с вами?

– Да, согласна, – охотно подтвердила крашеная блондинка лет тридцати.

– Тогда объясните, для чего вы написали заявление, будто бы Бобылев вас изнасиловал?

Блондинка сняла левую ногу с правой и поставила на пол. Правую ногу она положила на левую. Ананьев механически изучал узор на черных колготках.

– Как зачем заявление? – спросила Петрушевская. – Он нанес мне материальный ущерб. Пускай суд присудит мне возмещение.

– Вот паскуда, – раздался шипящий голос. – Вот мразь…

– Гражданин Бобылев, прекратите выражаться, – сказал майор. – Объясните лучше, как вы умудрились изнасиловать женщину, с которой спали в одной постели три года?

Ананьев понял, что очная ставка надолго, и шепнул майору на ухо:

– Слушай, ты не помнишь, к кому попало дело об исчезновении Кондратьевой Елены Владимировны?

41

Кофи нес свое тело так, будто оно было сделано из хрусталя. Каждое движение причиняло боль, причем не в одном каком-то месте, а по всему телу. При каждом шаге боль пронзала ступню, голень, бедро, перетекала в печень, почки, поясницу, взбиралась вверх по ребрам и била в голову. К этому времени Кофи делал следующий шаг. В коридорах и на лестницах общежития попадались знакомые.

– Что с тобой, Кофи? – спрашивали латиноамериканские и африканские студенты.

– Менты вчера на проспекте отделали, – угрюмо отвечал Кофи Догме, едва ворочая языком в распухшем рту, и добавлял: – Хорошо еще, что в мойку, как иностранца, не забрали!

Латиноамериканцы и африканцы с уважением смотрели вслед хромому герою.

Менты бить умеют.

В душевой вождь отмокал добрый час.

Больше всего мороки было с головой. Ее коркой покрывало затвердевшее тесто из муки, дождевых капель и соленого пота.

Хорошо еще, что в такую рань приспичило мыться только ему одному. Было около десяти утра, и в институте полным ходом шла вторая пара.

Приведя себя, наконец, в порядок и даже сбрив пятидневную щетину, Кофи заковылял назад. Проходя через вестибюль, сунул руку в ячейку с почтой на букву "Д".

Ему, Догме, адресованы были две бумажки. Первой оказалась повестка в милицию – точно такая, какую он слишком поздно обнаружил вчера. Кофи вгляделся во вторую корреспонденцию и вздрогнул.

К бланку международной телеграммы была приклеена телеграфная строчка. В ней содержалось всего одно слово на французском языке: «Жду».

Вождь перевел глаза на строчку с адресом: «Порто-Ново». Кофи прикрыл глаза.

Каплу, старый колдун Каплу, с острым посохом и в дурацком колпаке, не покидал своего молодого вождя. Старик тревожился и заботился о Кофи, несмотря на разделявшие их моря и материки.

Вождь нагнулся к нагрудному карману. Клетчатая рубашка была свежей и пахла стиральным порошком «Ариэль».

Кофи сделал сильный вдох. Глаза вождя широко распахнулись. Сладкий запах тлена наполнил ноздри. Аромат стирального порошка исчез. Внезапно отступила головная боль. Перестала ныть спина.

Прежде амулет никогда не пах до появления черных полос. Сейчас он вознаграждал Кофи за верность еще более поразительной мощью. Вождь с трудом удержался от повторного вдоха. Улыбка заиграла на коричневых губах. Он снял трубку таксофона, вставил карточку и набрал номер.

– Катенька? Ну как дела? Как мама?

Нашлась?.. Не может быть… Папа?! Василий Константинович? Не может быть!

Долгих десять минут стоял он как громом пораженный, прижимая к уху рыдающую трубку.

– Послушай, Катенька, а как же наш ребенок? – сказал Кофи, едва сдерживая слезы. – Как твое самочувствие после всего этого, ведь уже почти три месяца беременности?..

Старушка в будочке вахты, не поднимая головы от вязания, с негодованием подумала: «Мыслимо ли было в наше время, чтобы ленинградка с чудесным именем Катя забеременела от негра! Который к тому же пьяница, прогульщик и, похоже, не собирается жениться».

Повесив трубку, Кофи облизнулся.

В его карих глазах пылал огонь. Раздувая ноздри, он постоял несколько мгновений, глядя на вахтершу. К счастью, она не видела этого взгляда. Кофи помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Больше всего он хотел сейчас увидеть перед собой парочку тех подонков, которые его дубасили демократизаторами вчера на асфальте.