Черный ангел

«Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы,
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы,
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы!»…

Когда кончается чтение устава, высокая негритянка, одна из многочисленной прислуги хозяина дома, бесшумно переступая порог священной комнаты, вносит бокалы с каким-то экзотическим, неведомым напитком, смесью тончайших вин и одуряющих трав, напитком благоуханным и быстро ударяющим в голову.

Все берут бокалы, чокаются и как-то молитвенно, сосредоточенно выпивают до дна. Напиток опьяняет быстро и прекрасно. Точно курильщики опиума, точно люди, отравленные гашишем, все погружаются в сладкую, мучительную нирвану, и только немногие в состоянии выпить второй бокал, так хмелен и крепок этот напиток.

Секрет его приготовления знает только одна негритянка, вывезенная хозяином дома откуда-то с острова Явы во время одного из его постоянных скитаний. Дают бокал странного вина негритянке. Она судорожно сжимает его цепкими, черными пальцами. Ее белые сверкающие зубы дробно стучат о хрусталь. Как испытанная эфироманка, как человек, привыкший к наркотикам, она, капля за каплей, высасывает этот сок. На нее оказывает он самое быстрое и эффектное действие.

С диким совиным воем, выпив последние капли, бросается негритянка в ноги к хозяину, она целует их, ловит его за руки и то по-английски, то на ломаном русском языке умоляет дать ей еще хотя полбокала. Хозяин неумолим.

Как-то сами собой опускаются руки, все тело охватывает невероятная истома, падаешь на подушки, точно летишь в каком-то звездном просторе, точно касаешься краев страшной бездны. И вот откуда-то, сначала неясно, потом все слышнее и громче, доносятся медлительные взыскующие звуки восточных мелодий. Не то за стеной, не то здесь же, среди нас, кто-то незримый перебирает струны волшебных арф или скрипок, и в это время начинается обряд посвящения.

При мне посвящали какую-то девушку в белом платье, с открытой спиной и шеей, хрупкую, изящную и, вероятно, красивую. Как-то сами собой угадывались ее черты под маской. Всех подробностей, всех слов, сказанных во время посвящения, я не помню, потому что выпил перед тем бокал негритянского снадобья.

Девушка склонилась на колени перед столиком. Рыцарь протянул свой меч, положил его ей на голову, примяв легкие пряди ее пышных, золотистых волос. По-видимому, она передавала рыцарю параграф за параграфом требования устава. Он ей задавал различные вопросы. Робким, неуверенным голосом она отвечала на них…

Я не буду передавать всех деталей: важны не они, а вся эта общая необычная картина…

Вот рыцарь привлекает ее к себе, вот он что-то шепчет, наклонясь к самому уху, вот впивается в ее губы…

Долгий поцелуй…

И все хором повторяют:

— «Бокалы пеним дружно мы,
И девы-розы пьем дыханье, —
Быть может, полное Чумы…»

И так ночь за ночью, день за днем. Какая-то неразрывная день, какой-то сплошной дурманящий голову пир.

Посвящение… ужин при свете мерцающих свечей, вставленных в черепа вместо подсвечников — символ презрения к смерти, как у настоящих масонов. Посреди стола знаки «мастера», тоже как у масонов: молоток из белой кости, нашейная лента с ключиком — эмблема смерти, и треугольник — эмблема подчинения «орденским» законам. А законы эти — грех.

…И никогда не поднимаются занавески на окнах, не устают здесь любить и быть любимыми. И зловеще звучат в мозгу незабываемые строки:

— «Как от проказницы Зимы,
Запремся также от Чумы,
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы,
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие Чумы!»…

Москва

Борис Мирский ЗАСЕДАНИЕ ЕГИПЕТСКОЙ ЛОЖИ

17 января я вместе с нашим фотографом получил приглашение присутствовать на заседании мистического кружка — «Египетской ложи». Как и о всех подобных организациях, культивирующих таинственность и ужасы, о существовании в Петербурге «Египетской ложи» знают очень немногие. Знают только свои.

* * *

Хозяин дома, в котором собирается этот таинственный кружок, видный петербургский сановник: его выступления в верхней палате не раз заставляли говорить о себе всю печать. Он — ярый поклонник оккультных знаний и член «Египетской ложи». Еще молодым человеком сановник был командирован в Египет в качестве атташе при нашей дипломатической миссии. Молодой дипломат сгорал от любопытства познать «тайны». А тут еще страшная скука тоскливой жизни экзотического европейца. Дела никакого! Да и какая может быть «дипломатия» между нами и заживо погребенным Англией, бессильным хедивом…