Черный ангел

В следующий миг все было кончено. Раздался негромкий хлопок. Брюн привычно зажмурилась, чтобы вспышкой ей не резануло по глазам. Когда она открыла их снова, на асфальте перед Карлом чернела небольшая вмятина. Больше от жертвы не осталось ничего — даже одежды.

Карл поднял молоток, выпавший из руки погибшего, засунул его в сумку. Неторопливо подошел к краю площадки. Шмеллинг широко размахнулся и метнул сумку в болото. Трясина утробно чавкнула, подобно огромной сытой лягушке.

Карл вернулся к скамейке. Парнишка, чьей энергией полакомилась Брюн, все еще лежал на асфальте. Он разбросал руки и ноги в стороны и напоминал морскую звезду, вытащенную на берег.

— Ты, кажется, хотела оставить ему жизнь? — осведомился Карл.

— Ну да, а что?

— Если он так проваляется еще минут пятнадцать, то подхватит… как это… пневмонию. И все твои гуманистические порывы окажутся бесполезными, — сообщил Шмеллинг.

Брюн тихо ругнулась. Карл был прав. Она пристально уставилась на парнишку. Тот поднялся на ноги — резко, механически, как кукла, которую дернули за ниточки.

— Ты ему память стерла? — спросил Карл.

Брюн кивнула. Именно этим она и занималась, пока Карл избавлялся от следов, которые могли бы навести милицию на ненужные размышления. Память человека представлялась Брюн в виде красной ленточки, которая проходила через голову насквозь, как телеграфная лента через аппарат. Справа она ныряла в висок. Здесь она еще была ярко-алого, незамутненного цвета. Из левого виска ленточка выходила уже покрытая золотистым причудливым узором. Брюн отхватила от ленточки слева сантиметров пятнадцать. Затем подтянула из головы оборванный край и связала их вместе. Отрезанный кусок ленты к этому моменту уже растворился в воздухе. Он лишился той силы, что придавала ему материальность — личной энергии своего владельца.

Парнишка двинулся прочь от скамейки. Он шагал неестественно прямо и вряд ли видел, куда идет. Но в поворот вписался удивительно ловко. Парнишка покинул площадку. Брюн проводила его взглядом и присела рядом с Карлом. После насыщения всегда хотелось немного отдохнуть, не двигаться.

— Не грусти, — сказала Брюн и обняла его за плечи. — Мы еще раз попробуем. У тебя обязательно получится.

Карл отрицательно покачал головой:

— Нет. Это был уже четвертый, Брюн. Я обречен убивать. Я не могу довольствоваться малым.

— Может быть, дело в твоем генокоде? — предположила она.

Карл поморщился:

— Да нет, просто такой характер адский. Вот знаешь, иногда, чтобы избежать беременности, мужчина выходит из женщины за несколько мгновений до того, как кончит?

— Это называется прерванный половой акт, — кивнула Брюн.

— У меня так тоже никогда не получалось, — сообщил Карл.

Брюн улыбнулась:

— Все равно, это не повод быть таким угрюмым. Ведь охота была удачной.

— Угрюмым? — переспросил Карл. — Grim?

Федор Суетин выучил дочь английскому — для переговоров с иностранными торговцами. Брюн и переводила Карлу и Лоту в первое время их пребывания в Новгороде.

Брюн снова кивнула. Карл взял ее за руку и принялся целовать ее маленькую ладошку.

— I may be grim, perhaps, but only just grim, — шептал он в промежутках между поцелуями. — Аs any man who suffered such affairs. Misfortune…

Брюн вздрогнула. Необычное ощущение, родившееся где-то в самой глубине ее тела, поднималось, как тесто на опаре. Внезапно Брюн поняла, что нужно делать. Она положила свободную руку на склоненную перед ней голову. Брюн запустила пальцы в жесткие черные волосы.

— Чёрный ангел печали, — произнесла она негромко, но распевно.

Эту песню ей пела бабушка перед сном. В ту счастливую и давно забытую пору, когда у Брюн была собственная маленькая комнатка под самой крышей замка Быка.

— Давай отдохнём…

— Сarelessness or pain, what matters is the loss. You'll see…

— Посидим на ветвях, — продолжала Брюн.

Необычное ощущение оказалось светом. Он захлестнул Брюн, перелился через край и радужными волнами затопил площадку, что спряталась за кустами слева от бульвара Юности — там, где аллея поворачивала под острым углом, словно переломившись пополам.

— Тhe heartbreak linger in my eyes, and dream…

— Помолчим в тишине. Одинокая птица…

— Wearing perhaps the laciest of shifts.

— Ты летаешь высоко…

Карл вдруг ощутил, как огрызки крыльев у него в спине наливаются силой. Это было и приятно, и больно — словно прорезался зуб.

— The lane's hard flints, — произнес он, задыхаясь,

— И лишь безумец…

— Will cut your feet all bloody as your run,

— Был способен так влюбиться.

Карл едва не закричал. Он вскинул голову, выгнувшись назад. Он отчетливо ощутил свои крылья. Не те жалкие зачатки вроде цыплячьих, которые у него когда-то были, а огромные, настоящие крылья.

Которых у него не было никогда.

— So, if I wished, I could just follow you, — продолжал он.

— За тобою вслед подняться, — отвечала Брюн.

На его крыльях не было перьев. Они состояли из плотной кожаной перепонки. Когда крылья развернулись, она натянулась. Холодный ветер поцеловал его крылья. Карл задрожал от наслаждения.

— Тasting the blood and oceans of your tears, — сказал Карл.