Чёрный ангел [СИ]

Что касается отношения к частной собственности, то русские бестрепетно заходили в квартиры соседей в отсутствие хозяев и заимствовали без разрешения все, что пожелает душа, — от фунтика соли до приличного костюма. Если электрокомпания за неуплату отключала электричество, местные умельцы тут же подсоединялись к линии самостоятельно, минуя электросчетчики. За кабельное телевидение здесь не платили вообще — похоже, кабель был подведен таким же пиратским способом. Если кому-то из коммунаров срочно требовались деньги, скажем, на врача (а врачи в Лос-Анджелесе — удовольствие дорогое), деньги появлялись незамедлительно, словно эта нищая братия и не затягивала целую неделю поясов в ожидании очередного пособия по безработице.

Поначалу О'Нейл чувствовал себя, словно первый цивилизованный человек, поселившийся в племени людоедов. Но даже в самый первый день далеко не все варварские обычаи и черты характера показались ему отталкивающими. Искреннее участие этих людей, удивительное бескорыстие, готовность помочь, с точки зрения человека, истосковавшегося по душевному теплу, искупали многие странности. А потом Питер начал потихоньку проникаться взглядами новых товарищей, и со временем их система ценностей перестала казаться ему дикарской.

В конце концов эта несколько сюрреальная жизнь пришлась О'Нейлу по вкусу. Он заговорил по-русски, полюбил русские застолья, полуночные разговоры и философско-религиозные споры, полюбил новых друзей — веселых, бесшабашных, беспутных, но таких сердечных. Для полного счастья ему не хватало только жены. Убедившись на примере Галы и Тани в справедливости мнения Майка о русских женщинах, Питер твердо решил искать себе спутницу жизни в России. Часть коммунаров во главе с Майком горячо одобрила его решение, другие же, в частности те же Гала и Таня, столь же горячо пытались разубедить его.

— Русские женщины всякими бывают, — говорили они. — Хватает у нас и подлюг, и скряг, и стерв, и потаскух. Если американец, приехав Россию, объявит или даст понять, что ищет себе жену, девицы начнут вешаться ему на шею гроздьями, и в первую очередь именно золотоискательницы.

— Я скажу им, что очень беден.

— Это неважно. Их приучили к мысли, что Америка — страна неограниченных возможностей. Американский паспорт, по тамошним представлениям эквивалентен круглой сумме в долларах. Главное — поселиться здесь на законных основаниях, а потом бедного мужа можно будет поменять на кого-нибудь поприличнее.

— Ерунда! — возражали Майк и его сторонники. — Питу вовсе не обязательно признаваться, что он американец и ищет жену. Познакомится с девушкой, и если все сладится, поживет с ней годик, присмотрится, разберется, что за человек, а потом можно и замуж звать.

— А акцент свой куда он денет?

— Акцент мы уберем. Даром, что ли, Татьяна у нас логопед?

— Логопедические упражнения разработаны для устранения дефектов речи у русских детей, а не у взрослых иностранцев. Совсем другие принципы.

— Значит, разработаешь собственные упражнения.

— На это уйдет время, да и получится ли?

— Получится. А времени у нас навалом. Куда торопиться-то?

Но и после года упорных занятий акцент, хоть и небольшой, остался. Подгоняемый в спину проклятием О'Нейлов, Питер больше не мог ждать. Друзья, проникнувшись его нетерпением, придумали ему легенду, объясняющую акцент: родители эмигрировали в Америку, когда Пит был ребенком. Промыкавшись двадцать лет, они так и не сумели прижиться в чужой стране и, когда коммунистический режим в России пал, написали заявление с просьбой вернуть им российское гражданство. Питер, как хороший сын, не оставил уже стареньких маму с папой. И хотя родители вскоре после возвращения на родину умерли, русская душа Пита быстро прикипела к земле предков. Америка и прочие чужие края утратили для него всякую привлекательность.

И вот, снабженный легендой, домашними пирогами, а также адресами и телефонами людей, на помощь которых он в случае чего может твердо рассчитывать, Питер отбыл наконец в загадочную Россию.

2

Если бы сторонний наблюдатель задался целью проследить маршрут ничем непримечательной «шестерки» цвета кофе с молоком, колесившей по Москве тем ранним летним утром, ему пришлось бы нелегко. Машина вела себя, как броуновская частица: металась по улицам диковинными зигзагами, беспорядочно меняла направление и скорость, словно натыкаясь на невидимые глазу молекулы и прозрачные стенки. Часам к четырем любопытный сторонний наблюдатель окончательно убедился бы, что траектория «шестерки» — запутанная самопересекающаяся кривая, иными словами, водитель не преследует определенной цели, а катит куда глаза глядят — быть может, убегает от тоски или принимает нелегкое решение, а может, напротив, лишился сна и покоя от нежданно привалившей удачи или не знает, как убить время до какого-нибудь судьбоносного события, способного круто изменить его жизнь.