Черный ангел

— Мне вот тоже казалось, что вампирский быт должен выглядеть несколько иначе, — задумчиво произнесла Брюн.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Карл.

— Ну, мы же вроде должны бояться солнечного света, чеснока. Я не знаю, святой воды… Спать днем, в конце концов, — закончила Брюн задумчиво.

Карл покосился на нее и добавил:

— В гробах.

— Да ну тебя.

— Дело в том, что мы не вампиры, Брюн, — произнес Шмеллинг. — Вампиры средневековья были забитыми румынскими крестьянами с испорченными инцестом генами. Наши хромосомы испорчены игрищами Химмельзона с генетическим оружием и наноботами из книги. А это очень большая разница. Мы — сверхлюди, следующий этап в развитии человечества.

Карл усмехнулся и добавил:

— Я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Я вообще должен был стать книжным червем.

Брюн наморщилась. Карл очень хорошо говорил по-русски, практически без акцента. Но иногда он употреблял выражения, которых Брюн не понимала. Чаще всего это были кальки с немецких или английских идиом. Но если смысл выражения «леопард не может сменить своих пятен» интуитивно понятен на любом языке, то про книжного червя Брюн услышала впервые.

— Книжный червь — это тот, кто ест книги? — переспросила она. — Или ты имеешь в виду духа книги, который вселился в нас — по аналогии с компьютерным червем?

— Ни то, ни другое. Насколько я знаю, так в твоем языке называется человек, который много читает, — ответил Карл. — Я хотел стать археологом. Весь экстрим моей жизни должен был состоять в обметании черепушек мягкой кисточкой…

— Ты вычитал в своих старых книгах это выражение! — сообразила Брюн. — Сейчас таких людей называют ботанами.

— Ботанами? — переспросил Карл.

— Это от слова ботаник — тот, кто разбирается в ботанике. Это ведь совершенно ненужная по жизни наука.

— Ясно. Ботан — тот, кто знает много ненужного, — сказал Карл. — Знание вообще — вещь ненужная, несущая много печалей.

— Но что же нам делать дальше? — рассеяно спросила Брюн.

— Ну, а что говорят книги о вампирах? — спросил Карл. — Все же, мы находимся почти в одной ситуации с этими гламурными кровопийцами. А я почти ничего о них не знаю. Как-то не интересовался этим вопросом. Мне это казалось смешными сказками.

Брюн задумалась, припоминая. Карл сделал несколько шагов и остановился в проломе стены. Шмеллинг смотрел на реку, блестящую под солнцем, черный терем и такие же черные старинные лодки на другом ее берегу. Там находился музей деревянного зодчества. Лодки показались Карлу похожими на огромные каноэ, но русского их названия он не знал.

— Вампиры не работают, — сказала Брюн наконец. — Но у них всегда есть деньги, потому что они тайно правят миром. Вампиры развлекаются, убивая.

— Итак, единственный рецепт для бессмертного мужчины — это власть, — подытожил Карл. — А что литература говорит о женщинах, бессмертных, вечно юных?

Брюн снова погрузилась в раздумья. Карл закурил, глядя на купола Юрьевского монастыря. Неизвестный зодчий сделал их темно-синего цвета и украсил золотыми звездами. Они выглядели как кусочки ночного неба в пространственно-временной свёртке, подобной той, что закручивала спирали «лестниц в небо».

— Женщины иногда становятся детективами, — сообщила Брюн. — Но дело кончается бурными разнообразными романами — с людьми, вампирами, оборотнями и прочими.

— Короче, единственный путь для бессмертной женщины — это блядство, — сказал Карл.

— Можно было сказать: «бесконечная смена любовников», — сердито поправила Брюн.

Карл пожал плечами:

— Какая разница, как называется. Суть от этого не меняется.

Шмеллинг покосился на подругу:

— И ты считаешь этот рецепт приемлемым для себя?

Брюн хмыкнула.

Память — причудливая вещь. Бывает, от того, кого страстно любишь, в памяти остается лишь свитер, пахнущий резким одеколоном, к которому прижималась щекой, или запястье с часами, когда ты рассеянно спросила: «Который час», и он поднял руку, чтобы взглянуть.

А в этот момент Брюн поняла, что даже если она когда-нибудь сочтет упомянутый рецепт приемлемым для себя, этот взгляд, полулукавый-полулюбезный взгляд искоса, резкий профиль Карла на фоне красно-оранжевого кирпича, прощальная летняя истома, голубое, выцветшее небо над их головами — и будут тем, что останется с ней навсегда.

— Мне кажется, что эта вампирка из книги права, — ответила Брюн. — Мы не знаем, каковы вампиры на самом деле. То, что о них говорят — это лишь мечты людей о таких самих себе, которыми им хотелось бы быть.

— Так и есть, — кивнул Карл. — Средний человек ленив, злобен и сладострастен. И хочет, чтобы его уважали именно за это.

— Но это не имеет отношения к нам, — сказала Брюн.

— Нам придется уехать из Новгорода, — сказал Карл.

— Почему?

— Ко мне сегодня приходил Ричард Аткинсон, — сказал Карл. — Они нашли мой окурок на том бульваре, где мы с тобой охотились последний раз.

— И что ты сделал?

— Я выпил его память и велел уничтожить и окурок, и материалы по делу.

— Но в большом городе главный следователь не будет приходить к тебе, найдя твой окурок, — заметила Брюн.