И куда только делось безразличие? И откуда взялась энергия на подъем? Аркадий не вскочил, не способен он был сейчас на такие стремительные движения, но достаточно бодро встал и начал стаскивать с себя джинсы.
Учитывая, что рана на ноге была обширной, а в придачу ее дополняло немалое число синяков и ссадин, Аркадий проявил удивительное мужество. Больно ему было действительно очень сильно. Оцените скромность и небольшое количество звуков, которые он при этом издавал. Хотя с перлами русского языка, позволяющими выразить свое неудовольствие чрезвычайно экспрессивно и точно, он был знаком хорошо.
Какая-нибудь кисейная барышня упала бы в обморок только от вида красно-синих ног Аркадия. С многочисленными потеками крови, синяками, ссадинами, кое-где очень глубокими. К счастью, девиц поблизости не наблюдалось, а и самого Аркадия, и его нового приятеля вид ран или ушибов, даже на собственном теле, давно испугать не мог.
Казак тихо, невнятно ругнулся себе под нос:
– Постой-ка. Нужно тебя полечить, чтоб нагноения в ранах не было.
Пока Иван рылся в своем вьюке, Аркадий проверил состояние всего, что прикрывали его трусы. Тьфу-тьфу, никакого существенного урона (синяк во всю задницу – не в счет) он не понес.
Иван тем временем достал какой-то кисет и предложил прогуляться к ручью, возле которого они остановились. Где сноровисто обмыл Аркадию ноги, не обращая внимания на его шипение. А потом втер в кожу и местами в мясо какой-то пахнущий травами порошок. Сказать, чтоб процедура была непереносимой, Аркадий не мог, приходилось и более сильную боль терпеть, но лучше в психологическом плане ему не стало. Да и доверия к средневековым лечебным средствам у него не было.
Сделав нужное и важное дело, казак отступил назад, так сказать, полюбоваться делом рук своих. Судя по хмыканью, картина его не впечатлила.
– Господь не выдаст, свинья не съест. Может, и обойдется без нагноения. А вот штаны тебе надо сменить, твои и узки слишком на раны незажившие натягивать, и вид имеют стыдный. Дам тебе свои запасные. Да и рубаха твоя в клочья подралась, надо менять. А вот жупана запасного, извини, нет.
– За штаны спасибо. Рубаха у меня в сумке есть. А жупана мне и не надо. У меня есть в сумке джинсовка, ну, нечто вроде жупана, только короткого. А какой ныне год? От Рождества Христова, – сразу уточнил он, вспомнив, что в России до Петра отсчет вели от Сотворения мира.
– Одна тысяча шестьсот тридцать седьмой.
Аркадий мотнул головой, благодаря за ответ. Его догадки подтвердились. XVII век. А тридцать седьмой год (
Снимая рубашку, точнее, ее ошметки, по привычке лапнул карман. Шикарный (
В карманах джинсов обнаружил кошелек, содержимое которого теперь не представляло и нумизматического интереса. Не было еще ни незалежной Украины, ни объединенного Евросоюза, ни даже Соединенных Северо-Американских Штатов. Глядя на сотку долларов, попытался вспомнить, были ли уже в это время поселенцы из Англии в Америке.