Черный бор: Повести, статьи

Сила Кузьмич Гренадеров занимал видное положение в московском торговом мире. Он был всем более или менее известен своим богатством, щедрою благотворительностью и гостеприимством в подгородном сельце Торцеве, где он обыкновенно проводил весенние и летние месяца года. Наружность Силы Кузьмича не соответствовала имени, которое он носил. Небольшой ростом, тщедушного телосложения, всегда опираясь на узловатую трость, когда-то им привезенную с Урала, он ни на кого не мог производить впечатления физической силы. Но другие силы, нравственного свойства, в нем были видны с первого взгляда. Густые, над глазами нависшие брови, курчавая черная борода и быстрота телодвижений обнаруживали решительный характер и настойчивую волю, а в голубовато-серых глазах, спокойно светившихся под навесом бровей, высказывались мягкость и доброта сердца, которым поступки Силы Кузьмича никогда не изменяли.

Чуйкин встретил нового посетителя за дверьми своего кабинета и вместе с ним возвратился в кабинет.

— А! Вот и Карл Иванович, — сказал Гренадеров, увидев Крафта, с которым он давно был знаком, потому что встречался с ним у доктора Печорина. Он подошел к Крафту и приветливо подал ему руку.

— Вероятно, — продолжал Гренадеров, обращаясь к Чуйкину, — я уже теперь вас напрасно потревожил моим визитом.

— Не напрасно, Сила Кузьмич, — сказал Крафт. — В моей просьбе господин следователь мне отказал.

— Как? Вы отказали, вы отказываете, Иван Семенович? — спросил Гренадеров, придвинув стул и садясь у письменного стола Чуйкина. — Вы не принимаете таких порук, как мы?

— Не в том затруднение, Сила Кузьмич, — отвечал Чуйкин. — Дело-то само по себе не такое, чтобы удобно было сразу отдавать на поруки…

— Полноте, любезный Иван Семенович, — перебил решительным тоном Гренадеров. — Я вам скажу, наоборот, что дело такого свойства, что вы сами не прочь поручиться за бедную девушку, которую вы засадили в тюрьму; вас только стесняет кое-какое начальство. Доктор Печорин мне рассказал дело как следует, а я Печорину верю как самому себе. Когда такие люди, как Печорин, Карл Иванович и я, за кого-нибудь заступаются и ручаются, вы все, господа судебники, можете быть благонадежны. Садитесь, пишите свое постановление…

— Право, нельзя так вдруг…

— Напротив, именно вдруг и без отсрочки. — Я в ваших глазах вижу, что по сердцу вы заодно со мною. Я вас знаю, Иван Семенович: у вас сердце есть. Вы еще не успели почерстветь и душой пересохнуть над номерами ваших статей, которых я не знаю, да и знать не хочу. Счастье, собственно, для вашей совести, как и для бедной оклеветанной девушки, — да и для меня, — что Печорин успел меня захватить. Я уже собирался ехать в Торцево; но он захватил и успел меня наставить. Мы с ним доехали до переулка, перед вашим домом. Он спешил в переулок к какой-то больной — а я спешил к вам. Коли делать доброе дело, так делать как следует. Ни одной лишней минуты та девушка не должна сидеть под вашим замком.

— Признаюсь, — сказал нерешительно Чуйкин, — что я сам желал бы ее освободить; но вы знаете, что мы производим следствия под прокурорским надзором…

— Так что же? Кто из вашей прокуратуры занимается этим делом?

— Товарищ прокурора Крутилов.

— Крутилов? Так не извольте беспокоиться. Я вам отвечаю за то, что он моего поручительства не забракует. А доказать легко. Завтра табельный день. Приезжайте обедать ко мне, в Торцево, и передайте Крутилову, что я его жду с вами. Будете ли вы?

— Постараюсь быть, — сказал Чуйкин, садясь за письменный стол.

— В какой сумме прикажете поручиться? — спросил Гренадеров.

— По статье 425, требуется в данном случае не менее тысячи рублей. Попрошу две.

— Хоть четыре, хоть десять — сколько угодно, — я ничего не рискую.

— Более двух не нужно.

— Извольте. Так пишите же постановление. Мне ведь придется подписать, а копию, надеюсь, вы потрудитесь мне прислать позже, не задерживая исполнения.

— Пришлю, — сказал Чуйкин, — об освобождении Прасковьи Михайловой тотчас сделаю распоряжение.

— Доброе дело сделали вы, Сила Кузьмич, — сказал с просиявшим лицом Крафт.

— Не я, а мы трое, сообща, его сделали, — отвечал Сила Кузьмич. — Но оно еще недоделано. Как будет далее, со следствием, Иван Семенович?

— Следствие, конечно, должно идти своим порядком до конца, — сказал Чуйкин. — Потом дело поступит в суд.

— Хорошо; мы завтра переговорим об этом с вами и Крутиловым. Только не извольте торопиться через меру. Не одно же это дело у вас на руках?

— К сожалению, гораздо более, чем следовало бы на одни руки набрасывать.

— Тем лучше. Время здесь может принести свою долю пользы.

— Когда потребуете вы показания от Веры Алексеевны Снегиной? — спросил Крафт.

— Повестку я пошлю сегодня, но, пожалуй, распоряжусь так, чтобы она была доставлена только завтра, и срок для дачи показания назначу еще тремя днями позже. Пока могу допросить кое-кого из дома Сухоруковой и заняться другими делами.