Черный бор: Повести, статьи

Вместо луча весеннего солнца — мрак покрыл русскую землю!..

Как все это могло отразиться болезненно и мучительно на душу Валуева…

Теперь обнаруживается новый мотив считать Валуева и религиозным мыслителем! Теперь видны те невидимые нити, которыми Валуев неразрывно связывается с религиозными исканиями только что рассмотренных, позднейших по жизни, Бердяева и Булгакова… Оказывается, проблема социализма и анархизма предстояла, носилась и в сознании Валуева, заставляя его страдать, заставляя переживать не только гражданскую, но и религиозную драму!

Событие 1 марта потрясло и, может быть, разрушило весь духовный мир Валуева… Он был одинаково потрясен медлительностью правительства в разрешении государственно-социального кризиса. Он неоднократно в своем «Дневнике» осуждал и иронизировал над деятельностью графа Лорис-Меликова… Однако, что произошло: убийство великодушного государя — Преобразователя, убийство в день поворотный в истории России — все это заставило Валуева страдать, замкнуться и сосредоточиться!

Еще раньше, наблюдая непоследовательность и ошибки правительства, наблюдая чрезвычайные настроения русского общества, Валуев неоднократно записывал в «Дневнике»: «Если бы не вера в Божественный Промысел, то все должно бы казаться безнадежным… Domine, miserere nobis». «Когда вдумываюсь в мои личные судьбы среди всего происходящего и происходившего, я могу только с глубоким чувством благоговеющей благодарности преклонить голову и колени, но далее?.. На Тя, Господи, уповахом… Не постыдимся!..»[110]

Теперь же, когда все так перевернулось, эта сосредоточенность должна завладеть Валуевым с большею силой… Оставшись не у дел, он имел досуг сделать анализ всей смуты и крамолы, взвесить pro и contra, он имел возможность учесть и положительные и отрицательные стороны русской жизни, природы и истории… Поскольку революция, крамола и террор в основе все-таки имели девизом разрушение ради разрушения, отрицала даже минимальную каплю добра в русской жизни, в основе ее, несомненно, лежат нигилизм, отрицание святыни, богоборчество…

Поэтому-то Валуев в своих религиозных переживаниях, и особенно в записи их, начинает с азов, с первой истины — о необходимости религии и религиозной веры. Так выработался религиозно-нравоучительный элемент в литературно-общественной деятельности гр. Валуева и определился общий характер и метод его богословствования. Здесь же всплывали в сознании и старые его воспоминания по должности министра внутренних дел.

V

То, с чем пришлось Валуеву ведаться, в качестве министра внутренних дел, это было проникновение в печать и общество атеистических и материалистических идей. Свобода печати, предоставленная цензурным уставом 60-х годов, явилась благоприятным условием для переноса в русскую жизнь материалистических сочинений и взглядов с чужих, западно-европейских краев.

Вот это-то обстоятельство увлекло Валуева, несомненно обладавшего талантом публициста, на обсуждение вопроса христианской философии и на опровержение материализма. Постепенно только накоплялся литературный материал, и когда приспело время свободы и отдыха, а может быть, и время особого духовного томления, Валуев опубликовал этот материал, и в результате получилось первое богословское сочинение — «Религия и наука». В сжатой, афористически написанной статье граф Валуев успел затронуть весьма многие христианско-апологетические проблемы: о необходимости веры, о сущности ее, о согласии между верой и наукой, о бессмертии души, о причинах религиозного сомнения и т. п. Эта статья Валуева является центральной для характеристики его религиозно-философских взглядов, тогда как две другие статьи являются дополнительными, поэтому на этой статье мы остановим преимущественное внимание.

В этой статье, во-первых, мы найдем подтверждение вышеуказанной мысли, что Валуев свое церковно-религиозное миросозерцание обнаружил и привел в систему под влиянием натисков материализма и социализма. Он начинает свою статью критикой в свое время популярных и характерных сочинений известного юриста Кавелина, под названием «Задачи психологии и Задачи этики», в которых ярко проводилась мысль об устарелости, безжизненности и ненужности морали, построенной на церковно-религиозных основах, и о возможности и преимущественном действии морали, построенной на началах науки.

«Вероучение, — писал Кавелин, — ставит предпосылкою, что разум человеческий ограничен и не способен обнять всей истины; что она доступна ему лишь настолько, насколько открыта свыше; открыта же она ему не вся, а в той мере, как это необходимо для благочестивой и нравственной жизни на земле. Поэтому единственный источник вероучения есть откровение и священное предание, переходящее из рода в род, от которых нельзя и не должно отступать ни на йоту. С точки зрения религии, учение о нравственности есть систематическое изложение того, чему учит откровение, священные предания и их святые истолкователи о нравственной жизни и нравственном совершенствовании человека.