Черный Бумер

— Я переживаю за тебя, Лариса, — лицо матери сделалось напряженным. — Ты поздно возвращаешься. Прости, но ты ужасно выглядишь. Ты ничего не хочешь мне сказать? Случилось что-то скверное?

Лариса, плотно сжав губы, покачала головой.

— Детка, пойдем в гостиную или на кухню, — мать попыталась улыбнуться, хотя хотелось плакать. — Мы просто посидим, заварим твой любимый чай. И пошепчемся. Мы же женщины, нам нужно шептаться. Ну, как в старые добрые времена.

— Прости, мама, — Лариса покачало головой. — Я хочу побыть одна. Что-то устала и нездоровится.

Мать отступила в сторону. Закрыв дверь в свою комнату, Лариса повернула ключ, включив настольную лампу, вытащила из сумки ручку и дневник, который начала вести два года назад. Если раньше ее записали в ежедневнике ограничивались двумя-тремя короткими фразами, и касались в основном байкерских дел, то теперь, история похождений Бобрика, захватившая Ларису с самого начала, была расписана самым подробным образом, и облечена в форму документального триллера.

"Сегодня после окончания утренней репетиции до десяти вечера в квартире на Волгоградке дежурила я, — писала Лариса. Ожидание затягивается, но по-прежнему ничего не происходит. Я всего пару раз отходила от окна, откуда автомобильная стоянка просматривается вдоль и поперек. Перекусила в кухне и снова вернулась в комнату, через бинокль, установленный на штативе, стала смотреть на будку сторожа. Сердце неожиданно екнуло.

У полосатого шлагбаума остановился черный бумер седьмой серии. Машина встала так, что передка с моей позиции совсем не видно, номер автомобиля я не смогла ни сфотографировать, ни запомнить. С водительского места вылез мужчина лет тридцати пяти, черноволосый, лицо вытянутое. Одет в коричневый костюм, ботинки из комбинированной кожи со светлыми вставками. Он неторопливо подошел к будке охранника, постучал в застекленное окно. На свет божий выполз заспанный дядька в зеленой камуфляжной куртке, на офицерском ремне болтается резиновая палка и кобура, очевидно, набитая несвежими носками или ветошью.

Приезжий задал охраннику несколько вопросов, показал пальцем в сторону стоянки. Мужик что-то проблеял в ответ. Я ждала продолжения, думала, что мужик, переговорив с охранником, направится к фургону. Но дело кончилось ничем, человек залез в БМВ и рванул с места. Плохо, что не удалось срисовать номера бумера. Зато я сумела сделать несколько фотографий этого типа.

Во всей этой истории меня больше всего смущает еще одно обстоятельство. Если анонимное письмо прочитал в ФСБ, значит, за стоянкой установили наблюдение. В конторе работают не лохи, они наверняка обучены организации скрытой слежки. Однако за все дни, что мы просидели в съемной квартире, фээсбэшники никак не обнаружили себя. Вблизи от фургона, ни на самой стоянке, ни возле нее, не видно машин, из которых чекисты ведут наблюдение за фургоном. В сквере, что справа от стоянки, не увидишь серьезных мужиков, закрывающих лица газетами. Только местная пьянь кроит бутылки, да еще мамаши и няньки пасут у загаженной собаками песочницы своих отпрысков. Следят, как бы ребенок не подавился собачьей какашкой.

Все это бесконечное ожидание не просто раздражает и морально изматывает, оно пугает меня. Сегодня десять вечера меня сменил Иностранец, настроение у него ниже нулевой отметки. Он не верит, что дело кончится так, как мы задумали. Возможно, он прав. Встреча с человеком, который звонил Бобрику и назвался Игорем, не состоялась. Потому что пропали Бобрик и Ленка. Вчера в лесничество поехал Элвис, и он исчез с концами, даже не позвонил. О том, где он сейчас находится, даже не догадываюсь. Иностранец обзвонил все больницы и морги, но за последние двое суток, но людей, разбившихся на мотоциклах, слава богу, не оприходовали.

Завтра на поиски Бобрика, Ленки и Элвиса отправляется дядя Дима, возможно, ему повезет больше. А я снова буду дежурить в той квартире, днем сменю Иностранца. Нервы у меня разгулялись. Уже несколько раз ночами мне снится один и тот же сон: черный бумер, который я воспринимаю как абсолютное воплощение зла. На своем байке я гонюсь за этой тачкой по шоссе, широкому и ровному, как взлетная полоса. Мне кажется, что машина увозит куда-то всех моих друзей. Я выжимаю из байка сто шестьдесят километров, затем прибавляю обороты. На спидометре сто восемьдесят, но всякий раз бумер уходит. Сквозь заднее затемненное стекло я вижу чье-то знакомое лицо, искаженное гримасой боли и животного страха. Но не могу узнать этого человека. И становится еще страшнее".

***

Ольга Петровна выключила свет и долго ворочалась с боку на бок, пока не решила, что ей заснуть. Поднявшись с кровати, они надела халат, остановившись у зеркала, прошлась по волосам щеткой и вышла в коридор. Из-под двери домашнего кабинета мужа пробивалась тусклая полоска света. Ольга Петровна, постучав, толкнула дверь. Муж, сидя за письменным столом, перекладывал какие-то бумажки. При появлении жены, он раздавил в пепельнице горящую сигарету.

— Мамочка, ты еще не спишь? Первый час, между прочим.